Еще плюс…
Ночью я не засыпал, систематизировал информацию.
Если брать иерархию, то первыми идут Дух и Гриб. Один – бывший военный, второй – похоже, что спецслужба. Внизу иерархии – Шахтер и Гиря. Оба из местных. Первый – скорее всего, какой-то работяга, потерявший работу. Второй – местный бандит. Посередине – Бандера, самый подозрительный, я его так и не смог расколоть. Ни откуда он, ни кто он – язык у него очень подозрительный, как у русского, пожившего на Украине. Кто он по жизни – мент, блатной, военный, – тоже непонятно.
Будем думать…
Не спалось. Старый матрац чувствовался даже через толстое стеганое одеяло. Я встал, подошел к окну. Небо очистилось, на иссинячерном фоне ярко горели звезды. И одна горела над самым терриконом на горизонте, загадочно и тревожно мигая…
Россия, Ростов-на-Дону
Аэропорт
24 ноября 2001 года
Самолет директора Службы прилетел не вовремя – из-за внезапного ухудшения погоды все борта направляли на Краснодар. Садились по решению пилота и под его ответственность. Но старый и много повидавший летун, вывалившись из туч, аккуратно притер самолет к полосе, и стоявшие у черных борзых «Волг» постарше и «Донинвестов» вздохнули с облегчением…
Начальник УФСБ по Ростовской области генерал-лейтенант Плигин, пожилой, по привычке ждущий повышения и понимающий, что его не будет, зашел в самолет первым и пробыл там очень недолго. Выйдя, едва заметно качнул головой. Это значило, что приготовленные подарки – донецкие копченые рыбцы, икра, окорока – все это пропало.
Конечно, не пропало – разойдется по рукам. Но все же… многое становилось понятно. Это при Ельцине без подарка никуда не зайдешь, даже в ФСБ, в котором помнили еще андроповские вечера с минералкой. А уж в Белый дом и тому подобные места… там в открытую говорили – десять процентов наши.
А теперь времена совсем другие…
Директора Службы в самолете не было. Был секретарь Совета безопасности.
В Ростове у него был приятель. По старым, связанным с разведкой делам. Дело в том, что, если ты провалился, засветился и твоя морда лица есть теперь в базах данных иностранных спецслужб, за границу тебя не выпустят. А так как в твою подготовку вложили немало денег, тебя переведут служить в контрразведку… куда-то на периферию. Куда – зависит от того, насколько ты сам виноват в провале. Если сильно виноват – могут и на Магадан заслать… там тоже оперативное сопровождение нужно. Будешь белых медведей пугать и спиваться потихоньку. А если не слишком сильно виноват – подыщут местечко получше. Ростов-на-Дону во времена оные был глубокой периферией, но при этом – южный город, цивилизованный и с приятным климатом. Так что приятелю секретаря Совбеза повезло – завалился он в свое время не сильно. Дело было в Африке, а на глаза он попался французам…
Когда он поднялся в самолет, по традиции они обнялись. Они были однокашниками, даже учились на одном курсе, а не просто в одном потоке. Затем секретарь Совбеза показал на столик, где была готова легкая закуска, что показывало высшую степень привязанности.
– Ну что? Имей в виду, я перед Папой на основании твоих слов поручился.
Ростовчанин показал пальцем – во!
– Ну, смотри…
Выпили по крохотной рюмке коньяку. Закусили.
– Как Папа? – спросил местный. Это была фамильярность, но оправданная – этот вопрос первым задаст ему местный папаша Мюллер.
– Во! – теперь показал большой палец москвич. – Нас с тобой переживет.
– А это? По Кавказу что думает…
– По Кавказу…
Секретарь Совбеза налил себе еще рюмашку, не предлагая гостю, опрокинул.
– По Кавказу пойдем до конца.
– Точно?
– А что?
– Мужики интересуются.
– Точно. Второго Хасавюрта не будет…
Видя некий скепсис на лице гостя, секретарь Совбеза повторил:
– Не будет! Кончились игрушки.
– Хотелось бы верить…
– Паша…
В голосе прозвучал такой холод, что ростовчанин сразу поднял глаза.
– Верить мало. Вкладываться надо. Надо рвать. Всю эту падаль бородатую – рвать.
– Да все это понимают. Ты же знаешь, нам только скажи. Только после прошлого раза…
– Никаких прошлых разов не будет. Начинаем с чистого листа. Команда будет меняться. Все будет меняться. Даже страна.
Ростовчанин кивнул. Они были детьми своего времени. Их начало работы пришлось на время излета могучего государства. Они не могли понять, почему они разом стали не нужны. Они не могли понять, почему разом стало все так плохо. Они были унижены и оскорблены этим десятилетием. Десятилетием Березовского и НТВ. Олигархов и чеченских боевиков. Доллара и дефолта. Развала и распродажи всего и вся. Десять лет прошло. Десять лет. В девяносто первом они почему то верили Ельцину, этому седому гиганту, не побоявшемуся встать на танк и выступить против ГКЧП. Никто из них, разведчиков, и не подумал поддержать ГКЧП – эту серую моль с трясущимися руками. Прозрение наступило не сразу. Но быстро. После того как на должности в КГБ-ФСБ начали назначать то младших научных сотрудников института теплотехники, то потомственных строителей. После того как руководитель службы, отставленный Ельциным, последний раз пройдя контроль на главном входе Дома-2, выбросил свое удостоверение в мусорку. После унижения Чечни – маленький, но сплоченный и готовый на все народ одолел громадную сверхдержаву, еще несколько лет назад всерьез рассматривавшую планы мировой войны. После безвластия второго президентского срока, кадровой чехарды и «президент работает с документами». Все они были не дураками и почти физически ощущали, как истекает отпущенное время. Им – время. Стране – время. Все просто. Ельцин, всеми хаемый, сделал одно только хорошее дело – он спас Россию. Да, спас. В то время когда государства не было, идеологии не было, уклада житья нового не было… ничего не было – Горбачев ничего не смог сделать, кроме как собрать журналистов и заявить, что он прекращает свою деятельность на посту президента СССР. А Ельцин сделал. Каким-то нутряным, звериным чутьем своим он вымерял и делал шаги, иногда непонятные, иногда смешные, иногда спорные – но он делал главное. Он показывал, что страна – есть. Власть – есть. Он обещал золотые горы, отдавал столько, сколько нельзя было не отдать, но он сохранял главное – внешний периметр. Единое пространство. Словно чувствуя, что есть время разбрасывать камни и глупо стоять и уговаривать не делать этого – стоя под градом камней, но настанет время и собирать камни. И, почувствовав, что вот он, момент, он передал власть. Передал власть не человеку. Он передал власть новому поколению. Поколению, которое уже помнит горечь поражения. И еще помнит правильный порядок камней.
– Я передам.
Секретарь Совбеза кивнул. Они понимали друг друга без слов.
– Что по «Янтарю»?
