— Дерьмо! Да он приставал к тете Линде!
Лицо Джейсона побледнело. Кажется, я наконец-то зацепила братца.
— Тебе бабушка сказала?
— Да.
— Мне она никогда ничего не говорила.
— Бабушка знала, как тяжело тебе будет не встречаться с ним больше, ведь она знала, что ты его любил. Но она не могла позволить тебе остаться с ним наедине, поскольку не могла быть на сто процентов уверена, что его интересы ограничивались девочками.
— Я встречался с ним в последние насколько лет.
— Правда? Я и не знала. Да и бабушка тоже.
— Сьюки, он был уже стариком. Он был болен. У него были проблемы с простатой, он был слаб, ему приходилось ходить с палочкой.
— Возможно, это несколько мешало ему гоняться за пятилетними девочками!
— Да забудь об этом!
— Как? Как мне забыть?
Мы уставились друг на друга со своих сидений.
— Что с ним произошло? — наконец неохотно спросила я.
— Прошлой ночью к нему в дом проник взломщик.
— Да? И?
— И сломал ему шею. Сбросил его с лестницы.
— Ладно. Буду знать. Теперь я собираюсь домой. Приму душ и соберусь на работу.
— И это все, что ты скажешь?
— А что мне еще сказать?
— Не хочешь узнать про похороны?
— Нет.
— Не хочешь узнать о его завещании?
— Нет.
Он всплеснул руками.
— Ну хорошо, — сказал он, словно спорил со мной и осознал, что я осталась при своем мнении.
— Что-то еще? — спросила я.
— Нет. Просто твой дядя скончался. Я думал, что этого достаточно.
— На самом деле ты прав, — сказала я, открывая дверцу машины и выбираясь из нее. — Этого достаточно. — Я отдала ему кофейную чашку. — Спасибо за кофе, брат.
До меня дошло, только когда я уже была на работе.
Я вытирала стакан и не задумывалась о дяде Бартлете, но внезапно сила покинула мои пальцы.
— Иисус Христос, Пастух Иудейский! — произнесла я, глядя на осколки стакана у своих ног. — Билл убил его.
Не знаю, почему я была так уверена в своей правоте, но с той самой минуты, как эта мысль пришла мне в голову, я не сомневалась. Может, я слышала, как Билл набирал телефонный номер, когда я засыпала. Может, выражение лица Билла, когда я рассказала ему о дяде Бартлете, сыграло роль сигнала тревоги.
Интересно, заплатил ли Билл тому вампиру деньгами или как-то иначе.
Я работала словно во сне. Я не могла никому рассказать, о чем я думаю, не могла даже пожаловаться на то, что мне нехорошо, пока меня никто не спросил. Так что я молчала и работала, пытаясь не думать ни о чем, кроме следующего заказа. Домой я ехала пытаясь сохранить такое же состояние, но оставшись одна, я вынуждена была посмотреть фактам в лицо.
Я просто помешалась.
Я всегда знала, что Билл убивал людей за свою очень долгую жизнь. Когда он был молодым вампиром, ему требовалось много крови, прежде чем он научился контролировать свои потребности, так чтобы обеспечивать свое существование перехватив там, куснув тут, но не убивая тех, чью кровь ему приходилось пить. Он сам говорил мне о том, что бывали и смертельные исходы… И он убил Раттреев. Правда, иначе они бы несомненно убили меня там, за баром, той ночью, если бы Билл не вмешался. Так что эти смерти я вполне готова была ему простить.
Чем же так отличалось убийство дяди Бартлета? Он тоже причинил мне зло, и ужасное, почти превратив мое детство в сплошной кошмар. Не вздохнула ли я с облегчением, даже с радостью, когда услышала, что он был найден мертвым? Не попахивает ли он моего ужаса при мысли, что здесь не обошлось без Билла, лицемерием худшего толка?
Да. Нет?
Усталая и в невероятном замешательстве, я присела на ступеньках крыльца своего дома и стала ждать темноты, обхватив руками колени. В высокой траве распевали сверчки, когда он появился, возникнув так быстро и тихо, что я не услышала. Только что я была одна, и вот Билл сидит рядом со мной.
— Чем бы тебе сегодня хотелось заняться, Сьюки? — Его рука обняла меня.
— Ох, Билл! — Мой голос был насыщен отчаянием.
Его рука упала. Я не стала смотреть на него, все равно в темноте ничего было не разглядеть.
— Тебе не стоило этого делать.
По крайней мере, он не стал утруждать себя отрицаниями.
— Я счастлива, что он мертв, Билл. Но я не могу…
— Думаешь, я мог бы причинить тебе какое-то зло, Сьюки? — Его голос был тихим и шелестящим, словно звук шагов через сухую траву.
— Нет. Как ни странно, я уверена, что ты не причинишь мне никакого зла, даже если и разозлишься на меня.
— Тогда…
— Это все равно что бегать на свидания с крестным отцом. Билл, я теперь буду бояться сказать что-нибудь при тебе. Я не привыкла к тому, что мои проблемы решают таким образом.
— Я люблю тебя.
Никогда раньше он этого не говорил, да и сейчас мне могло померещиться, так тих был его голос.
— Правда, Билл? — Я не подняла головы, уткнувшись лбом в колени.
— Да, правда.
— Тогда тебе нужно позволить мне жить своей жизнью, потому что ты не сможешь изменить ее для меня.
— Ты хотела, чтобы я ее изменил, когда тебя избивали Раттреи.
— Очко! Но я не могу позволить тебе изменять мою повседневную жизнь. Я буду злиться на людей, и они будут злиться на меня. Я не могу переживать по поводу того, останутся ли они после этого в живых. Я не смогу жить так, милый! Понимаешь, о чем я говорю?
— Милый? — повторил он.
— Я люблю тебя, — сказала я. — Не знаю, почему, но это так. Я хочу называть тебя всякими дурацкими словечками, которые употребляют влюбленные, и мне плевать, что это звучит глупо, раз уж ты вампир. Я хочу говорить тебе, что ты мой малыш, что я буду любить тебя, пока мы не станем старыми и седыми — хотя этого никогда не будет. Что я знаю, что ты всегда будешь мне верен, — хотя и этого никогда не будет. Я словно натыкаюсь на каменную стену, когда пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя, Билл. — Я замолчала, выговорившись.
— Что ж, кризис случился раньше, чем я предполагал, — из темноты произнес Билл. Сверчки продолжили свою песню, и я долго слушала их.
— Да.
— И что теперь, Сьюки?
— Мне нужно некоторое время.
— Прежде чем…
— Прежде чем я пойму, стоит ли любовь страданий.
— Сьюки, если бы ты знала, насколько ты другая, насколько мне хочется защищать тебя…
