– Ну да, ну да, – скептически хмыкнула Ирен. – Мне кажется, что ты кое-чего не учитываешь.
– Типа он соглашается, а потом, хапнув денежки, все-таки убирает нас с Егором?
Она кивнула:
– Именно.
Денис развел руками и улыбнулся:
– Ну, значит, надо сделать так, чтобы у него не было такой возможности. Есть у меня на этот счет кое-какие соображения.
Ирен сузила глаза, моментально став похожей на борца перед поединком. Как когда-то давным-давно, когда жаждущие объяснений однокласснички поджидали ее за поселковыми гаражами и деваться было некуда, только принимать бой. Но тогда она была одна, а теперь… И нападают сейчас, строго говоря, не на нее, но – разве это имеет значение? Любовь? Дружба? Родство? Какая разница?! Мы с тобой одной крови – ты и я! Мы спина к спине у мачты, против тысячи – вдвоем! И если за «своего» надо кинуться и перегрызть кому-то глотку – она это сделает.
Ну разумеется, ничего такого романтического вслух Ирен не сказала, ограничившись деловитым:
– Как я могу тебе помочь?
– Ты уже мне помогла, – улыбнулся Денис. – Даже больше чем помогла. Как ни крути, а сейчас ты уже спасла жизнь и мне, и Егору. Но теперь я тебя очень прошу, возвращайся к дочери и сюда ни ногой. Неизвестно, как все пойдет.
– И в мыслях не держи! – Ирен презрительно фыркнула. – Ты этого не говорил, я этого не слышала. Не оскорбляй ни меня, ни себя, и без нас на то желающие найдутся. Забудь. Да, сейчас я поеду в поселок. Но только для того, чтобы забрать Полину и вернуться сюда. Денни, – она горько усмехнулась, – ты разве не хочешь увидеть дочь?
– Прежде всего я хочу, чтобы все остались живы! – рыкнул он, но тут же понял, что понесся, что называется, не в ту степь. – Прости! Конечно, я не должен был так говорить. Но ты действительно хочешь тащить Полину сюда?
Ирен помотала головой:
– Ни разу не хочу. Но придется. – Заметив его недоумение, она пояснила: – Денни, она вообще-то большая уже девочка, двадцать лет вот-вот стукнет. Невозможно детей всю жизнь держать в собственном теплом кармане. Не выйдет. Они не даются. И, знаешь ли, правы. Хотя, когда Полинка начала заниматься верховой ездой, я думала, меня в итоге инфаркт хватит. Ну или поседею как минимум. Страшно – очень. И – да, очень хотелось посадить ее в мягкую коробочку, где тихо и безопасно. Но… скрутила себя в узел… – и ничего, пока вроде все обходится. Это я к тому, что если я ее сейчас оставлю за скобками событий, она мне просто этого не простит. Ни-ког-да.
Подумав с полминуты, он кивнул:
– Да, пожалуй. Понимаю. Прости, не подумал. И вообще – прости.
– А, проехали! – Ирен махнула рукой и улыбнулась.
Они обнялись.
– Что, родственнички, помирились? – Иван Петрович деликатно покашлял, не решаясь войти под навес. – Вы уж не обижайтесь, что я, старый гриб, лезу, мешаюсь. Тут, вишь, только что Катерина позвонила. Скоро она с нашими гостями приедет, надо бы нам с Дашутой по части обеда распорядиться. Да и вас покормить не помешало бы. Жизнь-то продолжается, никуда от нее не денешься, вот ведь какая штука.
Ирен, в два шага подойдя к старику, вдруг крепко его обняла:
– Вы такой замечательный, Иван Петрович! Я сейчас за дочкой сгоняю и сразу назад, тогда и пообедаем.
Старик удивился порыву, но тут же разулыбался:
– Ха, вот молодец! Слыхала, Дашуля, подружку тебе привезут. Она тоже оранжевая, нет? Или уж сразу фиолетовая, может?
Всю дорогу до поселка Ирен во весь голос подпевала Цою. Но не «Звезду по имени Солнце» и уж, конечно, не «Группу крови на рукаве» – и без того страшно было так, что хотелось удариться в истерику, забиться в угол, спрятаться от всего и порыдать, что ли. Но рыдать не было времени. И потому она, поставив песню на бесконечный повтор, во всю мочь орала:
– Мама – анархия! Папа – стакан портвейна!
Снова и снова. Не сорвать бы голос, мелькнула было мысль, но Ирен ее мигом отогнала. Подумаешь, как страшно! Лучше уж голос сорвать, чем нервы, не выдержав напряжения, полопаются. Окна в джипе по случаю прекрасной летней погоды были открыты до предела, и Цой, в сопровождении ее собственных воплей, разносился далеко по притихшим перелескам, пугая всяческое зверье. Ого-го! Где вы там, волки, медведи и прочие хищники?! Ну, попробуйте, суньтесь! Нас так просто не возьмешь! Лучше не рискуйте, убирайтесь подобру-поздорову, пока целы.
Когда Ирен стремительно влетела в гостиничный номер, Полина, резво соскочив с подоконника (неужели опять покуривала, паршивка, подумала Ирен, но отложила разборки на «потом, когда с главными проблемами разберемся»), объявила:
– Маха, прикинь, а здесь не такая уж чтоб вовсе глушь тьмутараканская. Народ не хухры-мухры, не каких-нибудь там «уси-пуси» слушает или хор имени Пятницкого. Цоя, прикинь?
– Да что ты говоришь? – Ирен затряслась от сдерживаемого хохота.
– Вот клянусь! – Полина для убедительности помахала в воздухе кулаком. – Гоняют на тачке где-то там, – она махнула рукой за окно, – и Цой орет на полную мощу.
– Верю-верю, – закивала Ирен. – Поехали на базу. Давай, мухой собирайся!
…или Посторонним вход воспрещен!
Рашпиль и Мороз
Дорога не заладилась с самого начала, с поезда. В их вагоне возвращались с Кавказа несколько дембелей. Парни, переслужившие на пару месяцев больше положенного, были злы на весь белый свет и к тому же не слишком трезвы. Костя, перекуривая в тамбуре, болтал с Гариком ни о чем. А точнее, о том, что на Урале жить стало совсем хреново и не перебраться ли в Абхазию, где тепло, фрукты и непонятно какая власть. Четверо куривших рядом парней тут же завелись с пол-оборота, решив максимально доходчиво объяснить «этим придуркам», что прелести жизни в тех краях сильно преувеличены, а кроме прелестей, хватает и разного всякого другого.
«Аргументы» у бойцов были веские. Практически убойные. Если бы проводница не вызвала поездной наряд, и Рашпиля, и Мороза вполне могли бы вынести из вагона вперед ногами. Ну или попросту выкинули бы на полной скорости.
Обошлось, спасибо проводнице. Но в Инзер Костя с Гариком прибыли в самом непрезентабельном виде: в драной чуть не до лохмотьев одежде, без багажа, но с максимально разукрашенными физиономиями. Вокзальной полиции они не понравились с первого взгляда. Ничего удивительного. Алкоголем от них, правда, не пахло, зато у обоих обнаружились в прошлом судимости, о чем послушно «доложил» полицейским старенький добрый дядюшка компьютер.
В общем, из участка они вышли через двое суток. Беднее последнего бомжа, без копейки денег, драные, избитые (полицейские еще и добавили «на всякий случай»), едва живые от голода.
– Как два тополя на Плющихе, – сплюнул Рашпиль. – То есть не на Плющихе, а в чистом поле, на четырех ветрах.
– Может, хоть палатку какую продуктовую подорвать? – тоскливо предложил Мороз после того как, пройдя по кое-каким адресам, они не нашли никого из старых знакомых. – Гиблое какое-то место. Сдохнем. Если не с голоду, то с холоду.
