– Ну, православные, держись, – наблюдая за приготовлениями вражеской армии, Дмитрий Иванович сплюнул под ноги, – приступа не миновать. Не сегодня, так завтра лихо сеять будем. Все, что ли, животы отдать готовы? – сурово оглядев собравшихся защитников, вопрошал Дмитрий Иванович.
– Все, князь, – прогудели в ответ те. – С Божьей помощью.
– В оба глядеть! И с Богом, – перекрестился Дмитрий Иванович.
Впрочем, литовцы, наученные горьким опытом предыдущих атак, предпочли дождаться следующего утра, видимо, уделив остаток дня военному совету.
А воины все прибывали. Теперь – снова небольшими группами, да все одно от этого не легче. Уж и топоры с молотами застучали, защитные конструкции для бомбард сооружая. Так, чтобы орудия к стенам подтащить да перед штурмом защитникам вред нанести. Управившись с ними, они поволокли к щитам орудия, остаток вечера и добрую половину ночи проведя в кропотливой установке примитивных пушек
[106]
. Всю ночь ярко костры полыхали, освещая все вокруг и сводя к минимуму риски повторения вылазок, а заодно показывая защитникам мощь литовской армии.
Ночь прошла беспокойно и для укрывшихся за стенами Вязьмы, и для их неприятеля. И те, и другие глаз не сомкнули, готовясь к отчаянной схватке.
– Слышь, что ль, – рядом с напряженно вглядывающимся в происходящее в неприятельском лагере Булыцким возник Некомат. – Боязно? – Мужчина в ответ лишь пожал плечами. И правда, страха как такового и не было. Было напряжение с азартом каким-то хищным намешанное. Понимание того, что вот она, финишная прямая, совершенно не наполняло сердце страхом, но скорее решимостью какой-то непоколебимой: мол, если и суждено отдать жизнь, то так, чтобы не за чешуйку, но за рубль, а то и гривну, прихватив с собою как можно больше воинов противника. Именно в этот момент начал он понимать героев, с легкостью отдававших свои жизни, бросаясь на вражеские дзоты, накрывая телами гранаты. Тех, кто останавливал полчища Ксеркса. Была твердая уверенность, подкрепленная решимостью. А вот страха и в помине не было.
– А мне боязно, – честно признался бывший купец. – Чую: завтра все и решится.
– Отобьемся, – хищно оскалившись, отвечал Николай Сергеевич. – Вон, сколько раз уже Сигизмунду нос утирали! И еще раз утрем!
– Велик князь Московский, – задумчиво пробормотал сурожанин. – Ты, Никола, прости, ежели чего не так.
– Бог простит, а уныние – грех!
Некомат ничего не ответил, лишь, развернувшись, растворился во тьме.
В стенах Вязьмы вовсю клокотала жизнь. Воеводы продолжали обучение ратному делу всех, способных оружие держать. Бабы перевязывали раненых, а юнцов заставили телеги да сани, внутри частокола оставшиеся, к воротам самим стянуть, организовав что-то навроде баррикад, которые в случае прорыва должны были хоть бы и чуть, но задержать нападающих. Вдоль стен полыхали костры, где уже закипала вода да смола плавилась для отражения завтрашнего приступа.
За всей этой возней измотанные ожиданием люди теряли ощущение реальности, гася в себе разум, оставляя только лишь тела, наполненные решимостью и безудержной ненавистью к неприятелю. Оболочки, не способные ни к чему, кроме как крушить, рвать и стоять, если потребуется, до последнего, не чувствуя ни усталости, ни боли, ни жалости, ни страха. Даже священник местный, ходивший вокруг с кадилом, в конце концов, перекрестившись, поспешил уйти прочь, не в силах более видеть этого. За заботами провели ночь. За ними же и рассвет встретили, для многих, если не для всех, обещавший стать последним.
Ягайловцы ждать не стали. Едва лишь наступило утро, они, собравшись небольшими группами так, чтобы максимально усложнить задачу московским бомбардирам, двинулись в атаку.
– Мож, пальнуть, князь?! – засуетился Николай Сергеевич. – Глядишь, сразу и побегут.
– Рано, – сжимая рукоять меча, отвечал Дмитрий Иванович. – Пусть ближе подойдут. Заедино и глянем: есть порох у ворога или нет. Две подводы потеряли задарма, где же еще взять? А ты не зевай да наводи, – прикрикнул муж на рыжего бомбардира, отвлекшегося от орудий и напряженно вглядывавшегося в строй неприятеля. Чертыхнувшись, тот вернулся к орудиям, где под его контролем четверо холопов, вооружившись жердями, передвигали тяжеленную конструкцию так, чтобы неприятель постоянно находился под прицелом.
Словно бы в ответ на вопрос князя, люки, защищавшие расчеты от стрел, мелких черепков да небольшого размера ядер, поднялись, и хищные стволы выплюнули по порции тяжелых ядер, направленных на частоколы. Впрочем, расстояние оказалось велико, и смертоносные заряды лишь на излете достигли частокола, лишь потревожив бревна.
– Во как литовца запугали, – усмехнулся Донской. – Что без бомбард боязно выходить! Не замай! – остановил он рыжего своего пушкаря, уже схватившего факел. – Грохоту с них да дыму. А как к стенам подойдут, так и самим нелепо станет! – оторвавшись от частокола, расхохотался князь.
Литовцы, поняв ошибку, с воем бросились вперед. Укрываясь щитами, они обрушили на защитников крепости дождь из стрел, большая часть из которых застряла в забороле, укрепленном в предыдущие дни.
– А ну, – зычно прокричал Донской, обращаясь к бомбардиру, – угости ворога!
– Вот вам! Выкусите, а не Вязьму взять! – азартно проорал пушкарь, разряжая пушку в неосторожно собравшихся в кучу литовцев. – Кукиш вам! – тыча неприличными фигурами из пальцев в сторону наступавших, хохотал он, глядя на рассыпавшиеся строи.
Литовские бомбарды ответили дружным залпом, впрочем, с тем же успехом, что и в первый раз. Более того, зарядив, похоже, большим количеством пороха, вражеские бомбардиры сами себе устроили ловушку: не выдержав напряжения, ствол одной из бомбард лопнул, выпуская энергию и калеча собравшихся вокруг орудия воинов.
– А ну, бей! – проорал князь. – Ишь, шельмы, удумали чего!!! Бей!!!
– Нате!!! – взвыл рыжий, выпуская в толпу еще один заряд. – Заряжай, родимый, заряжай!!! – не умолкая, выл рыжий, не сводя глаз с толпы и уже заранее прикидывая, куда выпустить следующий заряд.
Доверившись скорее инстинктам, чем командам и логике, нападающие ринулись вниз, попутно растекаясь вдоль берега и растягивая и без того немногочисленных защитников вдоль частокола, снижая кучность стрельбы. Яростно раздавая приказы, на конях туда-сюда носились литовские воеводы, все чаще тыча куда-то в сторону противоположного от крепости леса.
– Чего удумали, шельмы?! – распределяя людей по частоколу, яростно проорал Дмитрий Иванович. – В оба гляди мне! – выхватив меч, он приготовился к лютой сече.
