И я надеюсь, что когда-нибудь получу ролик с записью вашего выезда. Мне он нужен, пожалуй, для тщеславия. Я бы хотел любоваться вами, скачущей на одном из самых красивых коней мира.
Я чрезвычайно доволен тем, что вы подружились с Марией. Признаться, Энрике категорически недостоин этого сокровища. Какая жалость, что мой сын рохля. Он был влюблен в нее, но возомнил, что Мария никогда не ответит ему взаимностью, и уступил Вальдесу. Мне думается, Мария даже не подозревала о том, что в нее влюблен мой сын. Но у меня нет привычки решать за своих детей их личные проблемы.
Однако я хотел бы предупредить вас от излишней близости с Вальдесами – что с Энрике, что с его матерью. К сожалению, нынешние обстоятельства таковы, что я обязан считать их низкими и подлыми людьми. Постарайтесь устроить так, чтобы общаться с одной лишь Марией, без ее мужа и свекрови. Это довольно легко: Мария осталась единственной подлинно верующей в семье. Ни Энрике, ни его мать не посещают церковь. Я помню, вы достаточно серьезно относились к религиозным вопросам, настолько серьезно, что я забыл уточнить: католичка ли вы на самом деле или ваша осведомленность – результат обучения и подготовки? Не беспокойтесь задеть меня ответом, если вы вдруг не католичка: я атеист.
Берегите себя.
Ваш Алехандро».
В кабинете тем временем разгорелось обсуждение. Фатима объяснила, что именно и как произошло с Орденом Евы, Рудольф Хайнц уточнил, что новые адамиты даже отдаленного отношения к Ордену не имеют, это креатуры Хораса Грея и Тима Клодана… Я уже не могла слушать про Греев и Клодана. И у меня было куда более полезное занятие: переписка с Арриньо.
Судя по всему, в Мехико сейчас был день, потому что Арриньо отвечал быстро. Мне вообще казалось, что он не особенно размышляет над ответом, пишет так же естественно, как и говорит. Фактически задержки давала только связь. По моим расчетам, первое письмо шло долго, но когда Мирра настроил автоматическую пересылку, на ожидание уходило не более семи-восьми минут.
Картина, которую широкими мазками рисовал Арриньо, разительно отличалась как от того, что мне удалось вынуть из Марии, так и от того, что доходило до меня через моих коллег.
Арриньо уверял, что никакого мятежа не было. Вальдес, придя к власти, показал себя на редкость двуличным. На словах он все еще держался за прежние обещания справедливых реформ. На деле он наводнил страну сектантами и стал рубить одно из главных деревьев, на котором держится Эльдорадо: религия. Да, сам Арриньо был атеистом. Но признавал огромную роль, которую играл католицизм, и особенно католические политики. Покушение на веру могло вызвать чудовищные волнения в низах. Собственно, и вызвало. Перемены в области духовной наложились на общий кризис, связанный с внешними причинами: земляне перерезали два крупнейших канала, по которым в страну поступали ресурсы. Арриньо не видел большой беды в прекращении поставок: все равно они расходовались на войну с той же Землей. Но из-за этого закрылось множество военных и связанных с ними предприятий, масса народу осталась без работы. Раньше для них всегда оставалась возможность пойти в армию, но Вальдес ограничил набор солдат. Толпы изнывающих от безделья, не видящих собственного завтра людей наводнили Мехико. Поток беженцев за кордон увеличился не в разы, а на порядок. В конце концов Арриньо всерьез задумался о том, чтобы сместить Вальдеса, который вел страну к гибели, причем вел бегом.
Те же самые подозрения мучили и Гуерриду, который некогда был марионеткой Энстона и не показал себя никак, а потом стал министром внутренних дел – и показал себя в этом качестве неожиданно хорошо.
Гуеррида и принес повод для смещения Вальдеса. Погиб некий чиновник, с которым Гуеррида конфликтовал, а Вальдес за него заступался. Погиб, как показало расследование, в доме Вальдеса. Накануне вечером он встретился с Вальдесом, утром снова поехал к нему. По косвенным данным, убили его с садистской жестокостью. Арриньо испугался по-настоящему. Он-то знал, что под личиной скромного чиновника скрывается один из резидентов земной разведки. И садистское убийство, скорей всего, было не убийством – человека пытали, пока он не умер. Тем не менее Арриньо дал «добро» на арест Вальдеса. Гуеррида послал к нему домой хорошо подготовленных полицейских, на всякий случай в штатском, чтобы не вызывать излишнее бурление в аристократическом квартале. Всю группу расстреляла охрана Вальдеса. Выжили двое, они рассказали, что их офицер успел предъявить ордер на арест, после чего начальник охраны отошел за распоряжениями. Вместо него вернулись пули.
Вальдес и его мать сумели бежать в поместье, где находились жена и дети диктатора. Гуеррида послал туда четыре группы захвата. Вальдес успел скрыться до того, как они прибыли. Через несколько часов Арриньо узнал, что Вальдес добрался до космодрома и улетел. Ему удалось пройти все кордоны, а на земной стороне его уже встречали.
Я читала письма Арриньо и понимала, что произошло какое-то чудовищное недоразумение. Сомнениями тут же делилась, и, к моему удивлению, Арриньо не особенно возражал.
«Дорогая Делла, я часто сам думаю, почему так сложилось. Я знал Энрике с детства, и для меня его поступки стали шоком. Его словно бы подменили. Зная, как устроена наша власть, я допускаю мысль, что его подставили и сам он невиновен. Я не могу даже вообразить, как можно было так его подставить, но само предположение не кажется мне фантастическим.
Если у вас есть возможность внести какую-либо ясность, я с благодарностью приму вашу помощь. Может быть, Энрике согласится на инквизиторский допрос – я наслышан об этом методе и нахожу его действенным. К тому же это не пытка. Может быть, вам удастся что-то узнать от его матери – Мария-то вряд ли осведомлена…»
Всю переписку я тут же сбрасывала Августу. Узнав о подозрениях в убийстве, Август попросил, чтобы Арриньо определился со своими требованиями. Готов ли он признать результаты земного следствия или ему непременно нужен Вальдес для суда в Мехико. Что будет, если Вальдес виновен, и на что Арриньо пойдет, если Вальдес невиновен.
Арриньо тут же ответил, что признает только результаты инквизиторского расследования. Его вполне устроит ответ, который даст любой инквизитор первого класса. С другой стороны, если Вальдес невиновен, то Арриньо готов предоставить ему возможность оправдаться – причем без риска для его жизни. Арриньо сам, без Гуерриды и прочих заинтересованных лиц, проведет следствие по тем фактам, которые ему сообщит Вальдес. В знак серьезности своих намерений он прислал еще и обращение к Вальдесу, приложив к нему все необходимые данные. И тут же прислал приписку: он слыхал, я близка с герцогом Кларийским, и не возьму ли я на себя труд передать ему несколько слов? Он, Арриньо, полагает, что нависшая угроза в лице сектантов – проблема не только лишь Эльдорадо, с этой чумой надо бороться сообща. Кроме того, у Арриньо были и свои честолюбивые планы: мечтал нормализовать отношения Мехико и Земли. Разумеется, он понимал, что Земля не признает суверенитет Эльдорадо ни сейчас, ни в ближайшие десять лет. Но ведь сам диалог начинать надо? Надо. Он, Арриньо, готов обсудить ряд позиций, вполне доступных к урегулированию между сторонами конфликта. Прекратить войну не удастся еще долго, он практик и смотрит на вещи рассудочно, но можно несколько ограничить ее. В частности, можно установить дни перемирий. Народу очень понравилось бы, если бы эти дни были приурочены к религиозным праздникам. Стоило бы упорядочить процедуру перехода беженцев как в одну, так и в другую сторону, например, разрешить официальную миграцию нонкомбатантов, но при этом регламентировать порядок предоставления политического убежища беглым преступникам или дезертирам. Арриньо предлагал, кроме того, создать две постоянные комиссии. В одну входили бы представители только Земли и Эльдорадо, и ее основной задачей было бы наблюдение за событиями на Фронтире и обмен официальными претензиями конфликтующих сторон. Ведь очень часто под маской эльдорадцев или землян скрываются самые обычные пираты. А вторая комиссия, в которую входили бы представители всех государств, признанных или нет, могла бы заняться стратегическими задачами – пусть пока и на уровне их определения. Арриньо даже выразил готовность лично прибыть на первое, стартовое заседание такой комиссии.
