– Нет.
– Но замуж ты собираешься? Хотя бы в обозримом будущем?
Я не удержалась от шпильки:
– Ну если только ты предложишь.
Август протянул руку к бокалу. Рука заметно дрогнула. Взял бокал, поднес его к губам.
– Август, он пустой. Ты уверен, что тебе совсем не нужны таблетки?
Он хмыкнул, взглядом подозвал Лура и ногтем отчеркнул линию на бокале. Мол, до половины. Лур налил.
– Не беспокойся. Я просто безумно устал и пью, чтобы хоть немного взбодриться.
Август взял стакан и медленно откинулся на спинку стула. Я машинально последовала его примеру – то есть взяла свой бокал с вином, которое даже не пригубила за ужином, и откинулась назад. Визуально мы выпали из линии гостей, словно бы вышли из застольной беседы.
– Что случилось на этот раз? – спросил Август без намека на интонацию.
– Ничего, – удивилась я.
– Ты опять шутишь на тему возможности личных отношений между нами.
– Но это действительно просто шутка.
– Я уже стал суеверным. Всякий раз, когда ты так шутишь, случается что-то неприятное.
– По-моему, самое неприятное произошло, когда пошутила не я, а Патрик.
Август промолчал. Я допила вино и поставила бокал на стол. За спиной возник Лур, я кивнула. Август показал ему – и мне, мол.
– Кажется, я не рассчитал силы, и таблетки мне все-таки понадобятся.
– Лур, – позвала я.
– Я слышал, миледи.
Он исчез и вернулся через секунду буквально – с бархатной коробочкой на подносе. Коробочку я видела впервые.
– Миледи, воспользуйтесь этим, пожалуйста. Это не ваши, но точно такие же.
Я покосилась на Скотта. Похоже, с моей легкой руки вся семья подсела на военную токсикологию. Тем не менее положила коробочку на колени, выломала пару таблеток так, чтобы не заметили соседи по столу, и передала Августу. Он, не стесняясь, бросил их в рот и запил виски. Ну отлично, чего уж там, совсем как в армии.
Потом мы молчали. Сидели бок о бок, смотрели перед собой, оба мрачные, как на похоронах. Проклятье, Скотт же просил изобразить праздничное настроение… Какое, на фиг, праздничное? Мало того, что я чувствовала себя идиоткой в своем слишком откровенном платье и при бриллиантах, – я ж оказалась самой разряженной, и это выглядело дико с учетом того, что Татьяна явилась вообще в брюках. На собственную помолвку, ага, в брюках. Со скромными жемчужными сережками и тонким браслетиком. Валери пришла в дико стильном, невероятно элегантном шелковом брючном комбинезоне и с единственной золотой цепочкой, на которой висел кулон с хризолитом. А я выглядела так, словно… Ну, как и должна выглядеть княгиня-выскочка, выдающая замуж золовку – урожденную принцессу. Происхождением не вышла, так увешалась драгоценностями и спину оголила до самой задницы. Волосы распустила, ага. Искусственные, потому что свои у меня даже до плеч не доросли. Надо было еще перстни на каждый палец надеть, для полной картины.
А Август добавил. От всей души, что называется. Разговаривает сквозь зубы, глядит так, словно это я совершила все преступления, которые ему приходится расследовать.
Ему тем временем пришло несколько сообщений. Он раскрыл наладонник, прочитал. Выражение лица не изменилось, но я почувствовала, что дело плохо.
– Дурные новости? – спросила я вежливо.
– Не очень. Хочешь, поговорим на веранде?
– Надо? Там дождь и холодно.
– Скотт уверяет, что на гостиной террасе включили лампы.
Я пожала плечами. Август поднялся, подал мне руку. Мы вышли из столовой, и никто даже головы не повернул нам вслед. Кроме разве что эльдорадцев. Все сделали вид, что так и было запланировано. Миновав гостиную, где слуги уже сервировали столики для празднования помолвки, шагнули на террасу. Август пропустил меня вперед.
Чуть в стороне от дверей, в уютном уголке, нас ожидал столик. Пепельница, сигареты, бокалы. Стулья, накрытые пледами. И две тепловые лампы, включенные и уже прогревшиеся.
Лампы – это показатель. Их использовали только зимой, как правило, на Рождество, чтобы разгоряченные дамы в вечерних платьицах не простыли, выходя на террасу освежиться и полюбоваться заснеженным садом. Снег на Рождество в Пиблс выпадал отнюдь не каждый год, да и стаивал быстро, поэтому сугробы создавали искусственно. Получалось красиво и дорого.
Но сейчас был дождливый летний вечер, холодный, но не студеный. Я вполне могла обойтись согревающей накидкой. Похоже, Скотту было очень важно, чтобы я не прятала свое роскошное платье под верхней одеждой.
Август так и стоял позади меня. Я обернулась. У него было очень странное выражение лица – немного глуповатое.
– Шикарное платье, – сообщил он. – Я не видел у тебя его раньше.
– Памела принесла и попросила надеть.
– Да-а… а Скотт попросил меня прийти в килте. Думаю, перебор. Либо платье, либо килт.
– Ты о чем?
– Делла, ты себя в зеркале видела?
– Конечно.
– А сзади?
– Поэтому и волосы оставила распущенными.
– Они только подчеркивают проблему.
– У меня на спине проблема? – слегка язвительно уточнила я. Поддатый Август невыносим.
– Для кого как. Для того, кто надел килт, – еще какая.
Мне захотелось топнуть ногой, выругаться или сделать еще что-нибудь неправильное. Но вместо этого я подняла руки к голове, резким движением скрутила волосы в жгут и перекинула его на грудь.
– Так лучше? – Я вложила в слова столько иронии, сколько нашлось.
– Если ты мечтаешь, чтобы вечер закончился какой-нибудь ужасной глупостью, которую я, вне всякого сомнения, сотворю, – то да, лучше. Делла, я только вошел в столовую и сразу же понял, что под этим платьем на тебе нет ничего.
– Чулки есть, – поправила я.
Август сделал шаг ко мне. Я не двинулась. Еще шаг. У меня задрожала какая-то струнка внутри, я почувствовала, как вспотели ладони.
Еще шаг – и расстояние между нами сократилось настолько, что ему, в общем, уже можно было молчать о своих желаниях, я и так все отлично чувствовала. Глаза потемнели и стали сумасшедшими. Дыхание участилось – это у Августа-то! От него било таким яростным вожделением, что я боялась пошевелить даже пальцем. Я была уверена, что стоит мне двинуться, хоть как, хоть моргнуть, – и весь этот фонтан первобытных страстей вырвется наружу.
Таким я Августа еще не видела. Никогда. Ни с кем. А что хуже всего, я понимала, что тормоза у него отключились, похоже, еще до того, как он выпил первый глоток виски. И включатся они не скоро…
А может, так будет лучше?
В конце концов, ну сколько еще может тянуться эта странная неопределенность между нами, вечная недосказанность, мучительная, как слабая зубная боль?
