– Долорес, ты уж постарайся, – говорил он тихим и ласковым голосом. – Это направление у нас не считается приоритетным, прежде всего потому, что генерал Вальдес слишком стар, а его сын слишком молод.
Мне вообще казалось странным такое отношение командования к этой теме, о чем я и сказала Хосе. Он только развел руками, и я поняла, что он, в сущности, такой же запасной игрок, как и я. Мы оба входили в сеть прикрытия, чьей задачей было лишь изображать жизнедеятельность, а при необходимости спасти главную сеть – пожертвовать собой.
Но я еще надеялась на лучшее.
Мне нравилось работать с Хосе. Над его заданиями можно было не думать. Этот кабинетный чиновник, казалось, тратил все свое время лишь на то, чтобы проработать задачу с максимальной детализацией. Ей-богу, если бы из всей нашей разведки в Эльдорадо остались только мы с Хосе – мы бы за год восстановили утраченные позиции…
Денег вполне хватило на модный костюм для верховой езды. Я могла превратить в оружие даже свой деревенский акцент – между прочим, самый трудный из всех диалектов испанского, какими владела, – но не плохую одежду. С костюмчиком феерически повезло – на распродаже оказалась очень дорогая модель, последний размер, и как раз мой. Вот на сапожках я прямо разорилась. Была бы действительно сельской простушкой – плюнула бы на все интриги с Энрике. Ну или потребовала бы сначала объявить о помолвке. Потому что сапожки мне обошлись в чудовищную сумму по меркам таксистки на самообеспечении.
Выглядела я прекрасно. И даже жалела, что нельзя забрать этакую красоту домой. Увы, все, что принадлежало Долорес Кастро, останется в Эльдорадо. Я эвакуируюсь в том, что будет на мне. Возможно, даже без чипа. Возможно, приказ об эвакуации придет завтра, послезавтра или в воскресенье. Прямо на чертовой верховой прогулке. И я извинюсь перед Энрике, сделав озабоченное лицо, выйду на парковку, сяду в машину и доеду до места встречи. Там меня будет ждать человек, молчаливый и равнодушный, как статуя принца Фелипе. Он доставит меня к кораблю. И через несколько дней, усталая, вся в мечтах о горячей ванне, я ввалюсь в свою холодную офицерскую квартирку на базе. В тот же день или наутро отчитаюсь, получу увольнительную на трое суток и поеду в город. В отель, где уже год живет Макс. Макс не спросит ничего. Он наполнит ванну горячей водой, положит меня в нее, принесет бокал шампанского и сигарету, а по выходе – чашку моего любимого чая. И я выпью это шампанское, этот чай, выкурю эту сигарету с непередаваемым удовольствием, потому что буду знать – окончена последняя моя миссия. И если я когда-нибудь еще приду домой измотанная и грязная, это случится не на базе четвертого военного округа, а где-нибудь на Сонно, после рыбалки под проливным дождем или прогулки по горам во время снегопада, с лихорадочным поиском пещеры и страхом, что закроются перевалы…
Минута ностальгической слабости, к счастью, продолжалась совсем недолго – в отличие от того, что было во вторник, когда меня накрыло не по-детски… После чего я с азартом включилась в подготовку и к вечеру субботы, хохоча, сделала вывод: можно и не ездить никуда, я уже все знаю. Но если я не поеду – кто же поверит, что это мои собственные наблюдения?
Таким образом, я не волновалась. Зато Энрике беспокоился за нас обоих. Он умудрился позвонить мне четырнадцать раз в период с шести до девяти утра в воскресенье. Я посоветовала ему выпить успокоительного. Тогда он предложил заехать за мной. Я довольно резко осадила его, напомнив, что мы не в тех отношениях, и вообще, он понимает, что будет с моей репутацией, если мы приедем вдвоем на его машине? Кто там будет выяснять, мы встретились с утра или не расставались с вечера? Энрике внял.
Но когда я выехала с парковки, то увидела в двухстах метрах позади длинную черную машину. Начинается! Выследил, паршивец. Выследил, конечно, громко сказано – зашел к капитану Лопесу в комнатку на первом этаже, у самого входа, и спросил адресочек. А капитан Лопес хочет подольше работать в этом доме и наследнику не отказал.
Я хмыкнула и свернула в первый же проулок. Ручаюсь, я знала Золотой Мехико ничуть не хуже Энрике и его водителя. Вряд ли им доводилось кружить по узким кривым проездам Барьо – конечно, этот бедный квартал выглядел получше исторических мексиканских трущоб (я была на экскурсии), но все же без опыта быстро проехать по нему не надейся. Тем более на таком крокодиле. Я-то на своей веселой рыжей крохе могу крутиться как хочу. И я, заметьте, даже не упоминаю о том, что карту всех трущоб Золотого Мехико и еще десяти мегаполисов Эльдорадо нам вдолбили намертво на первом курсе. У нас даже виртуальные гонки по Барьо проводились. В общем, я тут была как дома.
Уже нырнув в район и оторвавшись от Энрике, я сообразила, что вряд ли у него хватит азарта гнаться за мной по этому гетто для бедных. Если у него есть хоть капля мозгов – даже не у него, а у его водителя, – объедет квартал и встретит меня на улице Трех Сестер. Конечно, я могу выждать, развернуться и выехать обратно, но мне всяко придется проезжать через центр Мехико, и к нему я могу попасть только по этой улице.
А вот фиг вам. Есть еще одна тропиночка. Подумаешь, кружная и неэстестичная. Зато я выскочу на Трех Сестер не на выезде из Барьо, а полукилометром дальше. Положим, меня могут засечь, но там я уже знаю, как оторваться.
И я рванула в промзону.
Строго говоря, Барьо был единственным районом Мехико, который исходно пытались распланировать относительно грамотно. Но из затеи ничего не вышло. Похоже, сам менталитет мексиканцев не выносит параллельно-перпендикулярных улиц. Тем не менее тому, кто представлял себе общую схему квартала, ориентироваться в нем было относительно легко. Ориентироваться – не значит проехать, думала я, пробираясь по мостовой, в незапамятные времена широкой, а ныне застроенной лавками, гаражами, дополнительными комнатами, которые некуда было девать, вот их и вынесли на улицу… Мусорные баки стояли едва не на середине проезжей части, для местных это не считалось препятствием – здесь мало кто ездил на машине, предпочитали старые велосипеды или ходили пешком. А куда им спешить? Тут редко у кого была работа. Страшный район, между нами. Страшный, как и все трущобы, прежде всего атмосферой безысходности и безнадеги. Его многажды громили, а он затягивал раны, как царапины на воске, и только наращивал новое дикое мясо там, откуда вырвали кусок.
Срезав путь через бывший стадион, а ныне место для молодежных тусовок, я наконец выбралась в промзону. Попотев еще десять минут и филигранно протиснувшись сквозь старые полузакрытые ворота, я выехала на грунтовую тропинку, идущую позади опрятных одноэтажных домиков-новостроек. Тоже, в общем, место непрестижное, респектабельные люди сюда старались не ходить, но большинство обитателей этой улицы имели постоянную работу – в отличие от жителей Барьо.
В конце тропинки я чуть не испортила все дело, не заметив свеженький ухаб и нырнув в него. Оглушительно проскрежетав днищем – и едва не пятками ощутив камни дороги, – я выехала на чью-то частную парковку. Ну вот, под ногами, то бишь колесами, твердая почва. Обогнув школу, я повернула на улицу Трех Сестер.
Ага, как я и думала, знакомая черная машина поджидала на перекрестке. Судя по тому, как лихо она сорвалась с места, водитель как минимум подозревал о тропинке через промзону и на всякий случай поглядывал в нужную сторону. Ну ладно, тогда погоняемся.
