Солнце уже закатилось за горизонт, но край неба еще был ярко-оранжевого цвета, постепенно переходившего в пурпурный и темно-синий. И на фоне этого неба стоял молодой парень с короткой стрижкой. Он был одет в джинсы и белую футболку и походил на спортсмена-серфингиста. В наступающих сумерках трудно было рассмотреть его лицо, но все равно, глядя, как он движется, я подумал, что в парне определенно есть что-то знакомое.
— Можно осветить его прожектором? — спросил Чарли. Он принес с собой тарелку с равиоли и продолжал есть.
— Сейчас включу освещение, — сказал Бобби, и в следующий миг парень оказался в луче яркого света. Теперь я видел его ясно…
И вдруг меня поразила догадка. Он выглядел в точности так, как тот паренек, которого я видел у Джулии в машине вчера вечером после ужина, когда она уезжала, как раз перед аварией. И теперь, когда я увидел его снова, я понял, что этот молоденький спортивный блондин…
— Господи, Рики! — воскликнул Бобби Лембек. — Да он же как две капли воды похож на тебя!
— Да, точно, — сказала Мае. — Это Рики. Даже футболка такая же.
Рики как раз доставал банку прохладительного напитка из автомата. Он повернулся к дисплеям и спросил:
— О чем это вы, ребята?
— Он выглядит в точности как ты, — заявила Мае. — На нем даже футболка такая же, как твоя, — с такой же надписью на груди.
Рики посмотрел на свою футболку, потом на монитор. Помолчал немного, потом проронил:
— Будь я проклят!
Я сказал:
— Рики, ты ведь ни разу не выходил из помещения. Как получилось, что это — ты?
— Черт, да откуда я знаю? — ответил Рики и пожал плечами. Как-то слишком нарочито пожал плечами — или мне показалось?
Мае сказала:
— Я не могу как следует разглядеть лицо. Черты лица какие-то нечеткие.
Чарли подошел вплотную к самому большому дисплею и присмотрелся повнимательнее.
— Ты не можешь разглядеть черты лица, — пояснил он, — потому что их нет.
— Да ну, что ты!
— Чарли, это просто погрешность разрешения видеокамер, вот и все.
— Нет, — возразил Чарли. — Какого черта? У него пустое лицо. Увеличьте изображение, если не верите.
Бобби увеличил изображение. Голова спортивного блондина заняла весь экран. Парень двигался и то исчезал с экрана, то появлялся снова, но все сразу поняли, что Чарли прав. Черт лица не было. Просто овал бледной кожи под кромкой светлых волос, с небольшим выступом на месте носа, легким намеком на надбровные дуги, холмиком на месте губ — и все. Настоящих черт лица не было.
Как будто скульптор начал лепить лицо, но бросил работу на середине. Получилось незаконченное лицо.
Только брови на этом лице время от времени двигались. Как будто трепетали или подрагивали. Или, может быть, это только казалось.
— Вы ведь все понимаете, что именно мы видим? — спросил Чарли. — Бобби, опусти камеру ниже. Давайте осмотрим его целиком.
Бобби передвинул камеру вниз, и мы увидели белые кроссовки, которые двигались по песку. Только кроссовки, похоже, не касались земли, а висели прямо над ней. И сами кроссовки тоже были немного нечеткими. На них виднелись легкие очертания шнурков и намек на полоски, где должен был находиться логотип «Найк». Но все же они были похожи скорее на рисунок или набросок, чем на настоящие кроссовки.
— Очень странно, — сказала Мае.
— Ничего странного тут нет, — откликнулся Чарли. — Это просчитанное приближение для определенного разрешения. В рое недостаточно агентов, чтобы создать полноценное точное изображение с высоким разрешением. Поэтому он создает приблизительное изображение.
— Или, может быть, это лучшее, что рой может создать из имеющихся материалов, — сказал я. — Вероятно, он воспроизводит все сложные цвета посредством поворота отражающих свет поверхностей под точно рассчитанным углом. Как это бывает с разноцветными щитами, которые выносит толпа на футбольные стадионы, чтобы делать большие картинки.
— В таком случае, поведение роя очень сложное, — сказал Чарли.
— И гораздо более сложное, чем то, что мы видели раньше, — добавил я.
— Да боже мой! — раздраженно произнес Рики. — Вы говорите о нем так, будто этот рой — Эйнштейн!
— Нет, он явно не Эйнштейн, — возразил Чарли. — Потому что изображает там тебя.
— Успокойся, Чарли.
— Я бы успокоился, да только ты, Рики, такая задница, что постоянно выводишь меня из себя.
Бобби пробурчал:
— Может, вы оба успокоитесь, а?
Мае повернулась ко мне и спросила:
— Почему рой это делает? Имитирует добычу?
— По сути, да.
— Мне не нравится думать о себе как о добыче, — сказал Рики.
Мае спросила:
— Ты имеешь в виду, что они были закодированы на буквальную, физическую имитацию добычи?
— Нет, — ответил я. — Инструкции в программе гораздо более обобщенные. Они просто направляют агенты к достижению цели. Так что сейчас перед нами одно из возможных решений, выработанных роем. И оно гораздо сложнее и совершеннее предыдущей версии. Прежде им с трудом удавалось создать стабильное двухмерное изображение. Теперь рой успешно смоделировал объемное, трехмерное изображение.
Я посмотрел на программистов. Они были явно потрясены. Все понимали, насколько большой качественный скачок произошел буквально у них на глазах. Переход к трехмерным изображениям означал, что рой теперь может не только изображать нашу внешность, но и подражать нашим движениям — походке, жестам. А для этого требуется гораздо более сложный уровень моделирования.
Мае спросила:
— И рой додумался до этого сам по себе?
— Да, — сказал я. — Только «додумался» — здесь не самое подходящее определение. Обусловленное поведение — результат соединения поведения всех отдельных агентов. Поэтому никто ни до чего не додумывался. У роя нет мозга, нет центральной нервной системы.
— Групповое сознание? — предположила Мае. — Сознание роя?
— В каком-то смысле да. Главное — у роя нет единого управляющего центра.
— Но он ведет себя так целеустремленно, так упорядочение… — сказала Мае. — И выглядит как высокоорганизованное существо.
— Ага, и мы тоже, — фыркнул Чарли и резко, неприятно рассмеялся.
Кроме него, больше не смеялся никто.
Если рассматривать это в таком ключе, человеческий организм — тоже огромный рой. Вернее, это рой, состоящий из множества роев. Потому что каждый орган, каждая часть тела — кровь, печень, почки — это отдельные рои. То, что мы называем «телом», на самом деле — совокупность всех этих роев-органов.
