Хардинг никогда не жалел о своем решении. Он приобрел значительный опыт работы с динозаврами и сейчас не собирался выслушивать ценные указания Хэммонда.
Гипси захрипела и вздрогнула. Она по-прежнему тяжело дышала, зрачковый рефлекс отсутствовал. Надо было ехать.
— Посадка закончена! — прокричал Хардинг. — Девочке пора возвращаться в свой загончик.
— Живые системы, — объяснял Арнольд, — отличаются от механических.
Живые системы никогда не находятся в равновесии. Им присуща внутренняя нестабильность. Они могут только казаться стабильными, но это видимость. В них все движется и изменяется. В некотором смысле они постоянно на грани распада. Дженнаро возразил:
— Но ведь многое не изменяется: температура тела постоянна, есть и еще всякие...
— Температура тела постоянно меняется, — перебил его Арнольд. — Постоянно! Она циклически изменяется на протяжении суток: самая низкая утром, самая высокая вечером. На нее влияют настроение, болезни, физические нагрузки, температура воздуха, пища. Температура тела то повышается, то понижается, и происходит это непрерывно. На графике видны небольшие отклонения, потому что в любой момент действуют какие-то силы: одни понижают температуру, другие повышают. Температуре присуща нестабильность. Как и любой другой параметр живой системы.
— То есть вы хотите сказать...
— Малкольм всего лишь теоретик, — продолжал Арнольд. — Сидя в своем кабинете, он выдумывает прелестные математические модели. Но ему и в голову не приходит одна вещь: то, что он считаем дефектом, на самом деле является необходимым свойством. Когда я занимался ракетами, мы столкнулись с явлением, названным «резонансное рыскание». Если ракета уходит со старта хоть бы слегка раскачиваясь, то она обречена — это и есть резонансное рыскание. Ракета непременно выйдет из-под контроля, и это необратимо. Таковы свойства механических систем. Маленькие отклонения становятся больше и больше, пока не разрушится вся система. Но те же самые отклонения существенно необходимы живым системам. Их наличие говорит о том, что система функционирует нормально и может отвечать на внешние воздействия. Малкольм никогда этого не понимал.
— Вы уверены, что он этого не понимает? Мне кажется, что он ясно представляет себе разницу между живым и неживым...
— Посмотрите! — воскликнул Арнольд. — Вот где доказательства!
Он показал на экран.
— Не пройдет и часа, как Парк снова будет в порядке.
Единственное, что осталось сделать, это разобраться с телефонами. По некоторым причинам они пока отключены. Но все остальное работает. И это не теория, это факт!
Игла глубоко вошла в шею, и Хардинг ввел медрин лежащей на земле наркотизированной самке динозавра. Она тут же начала приходить в себя, фыркая и брыкаясь могучими задними лапами.
— Все назад! — закричал Хардинг, отскакивая в сторону, — Назад!
Динозавриха, пьяно покачиваясь, встала на ноги. Потряхивая головой, очень похожей на голову ящерицы, она, моргая, смотрела на людей, залитых светом кварцевых ламп.
— У нее из пасти слюна капает, — обеспокоенно воскликнул Хэммонд.
— Это временно, — ответил Хардинг. — Пройдет. Динозавриха чихнула и медленно пошла по поляне подальше от яркого света.
— Почему она не скачет?
— Поскачет, — успокоил Хэммонда Хардинг. — Ей потребуется около часа на то, чтобы полностью прийти в себя. С ней все в порядке.
Он повернулся к машине:
— Все в порядке. Теперь займемся стегозавром. Малдун смотрел, как в землю забивают последний кол. Провода уже были натянуты, протокарпус распрямлен. На месте короткого замыкания на серебристом ограждении были обугленные черные подтеки. Внизу вышло из строя несколько керамических изоляторов. Их необходимо было заменить. Но до этого Арнольд должен был замкнуть все ограждения в единую цепь.
— Контрольный пост! Говорит Малдун. Мы готовы начать ремонт.
— Вас понял, — откликнулся Арнольд. — Отключаю вашу секцию.
Малдун взглянул на часы. Где-то поодаль раздалось негромкое уханье, напоминающее крик совы. Малдун знал, что так кричат дилофозавры. Он подошел к Рамону и сказал:
— Давайте здесь заканчивать. Я хочу заняться другими секциями ограждения.
* * *
Прошел час. Дженнаро как раз смотрел на светящуюся карту, когда лампочки мигнули и изображенные на карте точки и цифры изменились.
— Что случилось?
Арнольд работал за компьютером.
— Я пытаюсь включить телефоны, чтобы сообщить о Малкольме.
— Да нет, я спрашиваю о том, что там у них случилось.
Арнольд посмотрел на карту:
— Похоже, что они заканчивают перевозить животных и завершают ремонт двух секций ограды. Как я уже говорил, Парк снова в наших руках. И без всяких катастроф вроде эффекта Малкольма! Фактически только третья секция...
— Арнольд! — раздался голос Малдуна.
— Слушаю.
— Вы видели этот проклятый забор?
— Подождите минуту.
На одном из мониторов Дженнаро увидел показанный с высокой точки луг, трава колыхалась под ветром. За лугом виднелась низкая забетонированная крыша, — Это служебное здание на территории ящероногих динозавров, — объяснил Арнольд. — Мы используем такие здания для инвентаря, как продовольственный склад и так далее. Подобные здания поставлены по всему Парку, в каждом его секторе.
Изображение на мониторе стало меняться.
— Мы поворачиваем камеру, чтобы посмотреть на ограждение, — пояснил Арнольд.
Дженнаро увидел сверкающую в свете ламп стену из Металлической сетки. Одна из секций была исковеркана и лежала на земле. Рядом стоял «джип» Малдуна и ходили рабочие — ремонтники.
— Ого! — протянул Арнольд. — Похоже, что тиранозавр прорвался к завроподам.
— Сегодня у него будет отличный ужин, — откликнулся Малдун.
— Мы должны убрать его оттуда, — решил Арнольд.
— Каким образом? — поинтересовался Малдун. — Мы не взяли с собой ничего подходящего для рекса. Я починю ограду, но не собираюсь соваться туда до рассвета.
— Хэммонду это не понравится.
— Ладно, обсудим все, когда я вернусь, — завершил дискуссию Малдун.
— Сколько этих ящеров убьет рекс? — спросил Хэммонд, мечась по помещению контрольного поста.
— Скорее всего, одного, — ответил Арнольд. — Завроподы достаточно велики, и рекс будет жрать одного несколько дней.
— Мы должны сегодня же поймать его! — заявил Хэммонд.
Малдун покачал головой:
— Я не собираюсь выходить до рассвета. Хэммонд раскачивался на пятках: он всегда так делал, когда был зол.
