Вот так, примерно, произошло и с Ланом.
Он пришел в себя, но глаза открывать не стал. Смекнул сразу – руки связаны. Плохо. Вдвойне плохо, потому что по-маленькому хочется.
Но плен, незавидное положение и смертельная опасность – это ерунда по сравнению с осознанием того, что задание Князя провалено. Золото потеряно, лекарства не доставлены. Думая об этом, Лан чувствовал, как у него сжимается сердце. Сразу вспомнился госпиталь, плотно обмотанная бинтами голова умирающего Воислава, выражение боли на лице незнакомого дружинника, в скуле которого застрял наконечник стрелы, вспомнилось множество раненых, ожидающих своей очереди во дворе…
Он был частью отряда, отправленного на переговоры с арбатскими маркитантами, а значит – на нем лежит такая же ответственность за провал миссии, как и на остальных.
Они подвели Князя, доверившего им задание. Они подвели каждого раненого, кому теперь предстоит умереть в муках от заражения крови. Они подвели каждого жителя Кремля, поскольку в обороне крепости на долгие годы образуется невосполнимая слабина.
Затем сердце успокоилось, голова сразу прояснела. Пришло четкое понимание, что он должен сделать.
Во-первых – остаться в живых, во-вторых – приложить все силы, чтобы выполнить задание до конца или хотя бы просто вернуть золото в Кремль. Теперь это – дело чести, как сказали бы кремлевские воины старой закалки.
Определившись с глобальной целью, Лан стал анализировать свое положение. Он, правда, успел отстраненно удивиться своей непрошибаемости, ведь попасть в плен к нео – это гарантированные издевательства, пытки и, в конце концов, смерть. Но мозги, вроде как, в боевой режим переключились. Если бы цели не было, Лан, наверное, и запаниковал бы. Но не сейчас, сейчас надо еще послужить Кремлю…
Лежал он на каком-то крошеве. Похоже, что земля под ним была усыпана кусками отбитой штукатурки. Ноги – вытянуты, ботинки – на месте. Мародеры новые берцы наверняка бы забрали. Для нео берцы без надобности, впрочем, детенышам размерчик мог бы подойти. Одна загвоздка – нео не умеют завязывать шнурки, и эта, казалось бы, незначительная деталь очень бьет по самооценке человекоподобных мутантов, в очередной раз подчеркивая слабость их ума по сравнению с разумом самого заурядного хомо сапиенс.
Запах зверинца ощущается слабо. Значит, в непосредственной близости мутантов нет. Запах мочи и застарелого пота ощущается гораздо сильнее. Штаны пока что сухие. И рубаха новая перед выходом за ворота Кремля была надета. Значит, воняет не от него. Значит, не он один угодил в плен. И хорошо, и плохо. Хорошо, потому что вдвоем сподручнее из переплета выпутываться. Еще можно поддержать друг друга перед лицом долгой и мучительной смерти. А плохо, потому что, судя по запаху, второй пленный – мародер.
– Псс! Пацан! Мы с Чебурашкой выкупили, что ты оклемался, – обратились к Лану приглушенным голосом. – Так что не фиг тут гнать, давай лучше побазарим, пока обезьянов нет.
Лан открыл глаза.
Напротив него сидел, привалившись спиной на остатки кирпичной стены, длинноволосый мародер с испачканным запекшейся кровью лицом. Именно этот тип наблюдал с крыши углового здания за сражением на перекрестке. И мерзко улыбался, понимая, что дружинникам придется туго. Вот так Вселенная блюдет равновесие: сейчас типу явно не до смеха. Смотрит он на Лана с надеждой и чуть ли не с преданностью. Да, с крысособачьей, это когда в один момент готов пузико подставить, а в следующий миг – чем черт не шутит? – впиться в горло.
– Откуда знаешь, что я очнулся? – спросил Лан, глядя на мародера исподлобья.
– Ты храпеть перестал, – ответил тот.
Лану стало стыдно. Он и в самом деле провел больше суток без сна. И как провел – бился на стене, готовился к походу, затем пробивался на Арбат. Нео, конечно, вырубили его, но бессознательное состояние, вызванное ударом по голове, незаметно трансформировалось в крепкий молодецкий сон. То-то Лан чувствовал себя намного лучше, усталость прошла, ссадины зажили. Даже то место, куда его тюкнула украшенная черепами колотушка, совсем не болело. Слегка почесывалось, да и только.
Неподалеку сцепились два самца нео. Отчего и почему – непонятно. Схватку сопровождал звук гулких ударов, звериный рык и обмен вполне человеческими междометиями. Драку оборвал высокий, до ломоты в зубах, вопль самки. Лан невольно поежился.
– Попадалово… Да, приятель? – Мародер усмехнулся, облизал растрескавшиеся губы.
Лан пожал плечами, затем огляделся. Смотреть особенно было не на что. Пленников поместили в тупик, зажатый с трех сторон кирпичными стенами с давно осыпавшейся штукатуркой. На земле было много мусора, взгляд то и дело выхватывал среди мятых пластиковых бутылок и гнилого тряпья человеческие кости с оставленными на них следами от тупых ножей и зубов.
– Ты же, типа, не дружинник? – уточнил мародер.
– Не-а, – мотнул головой Лан. Уточнять свою функцию в отряде он не стал, в Кремле болтунов не любят.
– Вот и ладушки. – Мародер поерзал. – Меня, типа, Каином кличут. Давай, братан, выбираться, и чик-чик-опс отсюда подальше. Ты поможешь мне и Чебурашке, а я – тебе. Как доберемся до наших, я замолвлю за тебя словечко.
– Звучит как план, – отозвался Лан, пробуя на прочность путы. Веревки были крепкими, а «освобождению из полона» пахарей не обучали. План мародера грозил дать сбой на первом же пункте.
Каин снова оскалился.
– Не надрывайся так, а то испортишь воздух, – предупредил бандит.
Лан зло посмотрел ему в глаза.
– Я-то думал, что чувство юмора тебе отбили, – сказал он, снова вспоминая, как мародер глумился, глядя на них с крыши. Сердце заколотилось, нахлынувший гнев заставил покрыться по́том.
– Это у меня нервическое, не обращай внимания, – быстро сказал Каин. – Опухоль в башке – Чебурашкой ее зову – давит на мозги, оттого и улыбка сама по себе появляется. Слышь, у меня тут бритвочка в подкладке куртки припрятана, сам достать не могу.
– Бритва? – Лан не поверил своим ушам.
– Да, для бритья рожи. – Каин надул щеки, демонстрируя многочисленные воспаленные порезы. – Достань и перережь мои веревки, а потом я помогу тебе.
– А какие гарантии, что ты не кинешь?
Мародер вздохнул и припер взглядом Лана к стене.
– Поторгуйся мне тут, щегол, – бросил он недовольным голосом, при этом на физиономии его появилась бестолковая, контрастирующая с выражением глаз ухмылка.
Нео опять что-то не поделили. Какая-то голосистая самка заладила на одной интонации: «Плохой! Плохой! Плохой!» В ответ ей умалишенно заныли, заохали.
– Ты не врубаешься, земляк, – сказал Каин. – Мы попали в лапы шайки Мамаши Лу. Это тупые, вечно голодные скоты. Причем такими их считаем не только мы, хомо, даже другие нео сторонятся Мамаши. Ее шайка – это, типа, опущенные, сечешь? Так что не тяни резину, пацан, если не хочешь, чтоб сыновья Мамаши сделали из тебя ручную зверушку.
