Нет сомнений, что в этом же треугольнике и, скорее всего, именно на Гиндзе располагался дорогой хостес-клуб «Фудзи», подробно описанный Мейснером в его книге «Кто вы, доктор Зорге?». В этом клубе работала девушка по имени Киоми, которая должна была составить конкуренцию Ханако, но не по собственной воле, а по приказу начальника контрразведки полковника Осаки. По версии Мейснера, Киоми всегда была под подозрением Зорге, но отчасти свою функцию все-таки выполнила, сообщая о передвижениях подозрительного немца и дав возможность полиции найти одну из улик — порванное в клочки и выброшенное донесение Рамзая. Сам Зорге вспомнил о клубе «Фудзи», давая показания в суде после своего ареста: «Войдя в зал клуба, я сразу увидел Мейзингера (полицай-офицера германского посольства. — А.К.), который за одним из столиков беседовал с японским офицером. Со слов Мейзингера я знал, что это полковник Осаки. Дело в том, что я давно пользовался среди японцев репутацией человека, умеющего много выпить, не хмелея, и понимающего толк в женской красоте. Мейзингер говорил мне, что Осаки давно хочет со мной познакомиться, и вот этот случай представился. Я быстро понял, что Осаки, как и все японцы, любит сакэ и увлекается женщинами. Ссылаясь на мою репутацию, японец поинтересовался, где я встречаю хорошеньких женщин, и сказал при этом, что в кабаре при клубе “Фудзи” можно увидеть одну из самых прекрасных танцовщиц. Свет в зале погас, и она появилась. Девушка была в маске, но стройность ее фигуры являлась достаточной компенсацией за то, что скрывала маска. Не желая портить свою репутацию волокиты, я проявил повышенное любопытство и засыпал Осаки вопросами об этой девушке. Он сказал, что ее зовут Киоми, что она дочь влиятельного и богатого японца, девушка порядочная. Я внимательно выслушал Осаки, но усомнился в справедливости его последнего замечания».
Из этого отрывка хорошо видно, что Зорге прекрасно анализировал свое собственное поведение, он видел себя со стороны и сознательно моделировал свой имидж бабника и пьяницы, выстраивая линию поведения, которая могла бы максимально ослабить интерес к нему со стороны японской полиции. Увы, клуб «Фудзи», где произошла решающая встреча полковника Осаки и резидента Рамзая, был местом начала конца. Если Мейснер прав, то донесение, которое удалось перехватить японским контрразведчикам благодаря танцовщице из «Фудзи», содержало информацию о готовящемся японском ударе по Пёрл-Харбору. Встреча с Киоми, во время которой Зорге неосмотрительно выкинул эту бумагу, произошла 14 октября. 18-го рано утром он был арестован.
Таких клубов, как «Фудзи», сегодня на Гиндзе немало. Наверняка есть даже и с точно таким же названием. Есть ли между ними связь? Вряд ли. Адрес «Фудзи» неизвестен, как и адрес большинства других ресторанов, где бывал Зорге и члены его группы, — «Гейдельберга», «Кавана», «Голубой ленты» близ Сукиябаси и прочих. Но в истории многое повторяется. Например, о баре «Летучая мышь» я вспоминаю каждый раз, когда бываю приглашен одним моим знакомым японцем в раменную — лапшичную неподалеку от станции Симбаси, что, в свою очередь, совсем рядом с парком Хибия. В малюсенькой раменной стоят несколько столиков, работает грязноватая официантка-индианка, которая, по счастью, никого не обнимает за шею. За стойкой стоит хозяин — пожилой и очень крупный японец с огромным ртом, в засаленной до изумления когда-то белой футболке и поварском колпаке, с разбитыми ушами борца и в очках с такими жирными стеклами, что глаз за ними не видно, но зато на них можно было бы жарить картошку. Официантке помогает жена хозяина — маленькая старушка с тремором, заставляющим переживать за ее жизнь всякий раз, когда она встает на стул, чтобы достать из стенного шкафа очередную бутыль сакэ. Теоретически в этой раменной есть меню — несколько засаленных листков бумаги стандартного формата, исписанных вручную и никогда не спрашиваемых посетителями, потому что снова — чужие здесь не ходят, а постоянные знают, что заказывать бесполезно и неправильно. «Фишка» этой раменной в том, что хозяин каждый вечер заново придумывает меню и кормит посетителей исходя из своего настроения, выставляя потом счет «на глаз». За один вечер я попробовал тут одновременно сырую рыбу — сасими, болгарские голубцы в йогурте, сырых осьминогов в остром соусе васаби и печенье. Все это было очень вкусно, но вызывало сложные чувства, сходные, вероятно, с ощущениями, испытанными Фридрихом Зибургом при посещении «Фледермауса». Единственное, чего я никогда не видел в этой раменной, так это самого рамена. Зато всякий раз убеждался, что попасть сюда с улицы очень непросто. Когда бы мы ни пришли, за нами сохранялись только наши заранее зарезервированные места — лапшичная всегда была полна народу, и посетители четко делились на две категории — японские хостес с соседней Гиндзы и (их большинство) корпулентные японские старички в синих костюмах с такими же сломанными ушами, как и у хозяина. Дело в том, что в этой раменной по традиции собираются ветераны дзюдо и рестлинга, в основном бывшие полицейские из специального управления по охране императорского дворца и контрразведки. Они доброжелательны, но всегда сидят особыми компашками, обсуждая только им интересные новости, хотя иногда в этих обсуждениях проскакивают слова «Емельяненко», «Россия», «русский чемпион». В Японии профессии часто передаются по наследству, и я ничуть не удивлюсь, если когда-нибудь узнаю, что отцы или деды этих людей присматривали за Рихардом Зорге, когда он входил в «Фледермаус», прогуливался с Ханако по парку Хибия, где в до сих пор существующей цветочной лавке покупал ей букеты и где надевали на него наручники утром 18 октября 1941 года. Они же наверняка видели его входящим и выходящим из еще одного ресторана, где Зорге бывал довольно часто. Этот ресторан назывался «Азия» и располагался на втором этаже здания токийского представительства Южно-Маньчжурской железнодорожной компании, и об этом стоит рассказать особо.
«Рейнгольд» занял важное место в биографии Рихарда Зорге потому, что изменил его личную жизнь и всю дальнейшую историю его памяти. Ресторан «Азия» сыграл важную роль в профессиональной — разведывательной жизни Рам-зая и всей его группы. Связано это было с деятельностью второго после Зорге члена этого сообщества — Одзаки Хоцуми.
Одзаки был серьезным журналистом, аналитиком и специалистом по Китаю, в котором Япония всегда видела сферу своих жизненно важных интересов. Вне зависимости от того, в каком направлении токийские стратеги планировали развитие наступления в войне — на север — в Сибирь, или в сторону Тихого океана, главным театром военных действий все равно оставался многомиллионный, богатый ресурсами и относительно близкий по культуре Китай. Одзаки стал экспертом по этой стране, когда работал в качестве корреспондента газеты «Асахи» в Шанхае в конце 1920-х — начале 1930-х годов. Там он познакомился с Зорге, которого знал как «мистера Джонсона», и тот использовал искренние социалистические убеждения Одзаки для привлечения его к разведывательной работе в пользу Советского Союза.
Японские силы в Китае того времени концентрирвались вокруг двух монстров: военного — Квантунской армии, и экономического — Южно-Маньчжурской железной дороги, ЮМЖД или, по-японски, Мантэцу. Если с Квантунской армией все более-менее понятно, то значение ЮМЖД не только для политической деятельности Японии в Китае, но и вообще для японской политики и экономики описываемой эпохи известно только небольшому кругу специалистов. Мантэцу времен группы Рамзая была не просто железнодорожной компанией, возникшей в результате отсечения у России части Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). ЮМЖД представляла собой грандиозную государственную монополию, фактически управлявшую всей экономикой северо-восточного Китая и оказывавшую сильнейшее влияние на разработку планов развития Японии на континенте. Пусть это будет утрированно, но для сегодняшнего российского читателя, чтобы ему было легче представить себе, что такое ЮМЖД, ее можно сравнить с такими гигантами, как «Газпром» или «Роснефть». Примерно половина всех капиталовложений Японии в Китае принадлежала Мантэцу и ее дочерним компаниям, ею полностью контролировалась экономика марионеточного государства Маньчжоу-Го. Японские политики зависели от решений ЮМЖД в сильнейшей степени, а ставший одиозным после вывода Японии из Лиги Наций министр иностранных дел Японии Мацуока пересел в это кресло с поста президента ЮМЖД.
