Для детей, которых я опрашивал в школе, Ельцин, Горбачев, Брежнев — никак не связанная между собой древность, лежащая за пределами их жизни. А для меня все это — моя жизнь. Я помню все, что было двадцать лет назад так, как будто это было вчера. И мои оценки не изменились. Путч 1991 года как был для меня коммунистическим переворотом, попыткой спасения издыхающего коммунистического режима, так и остался красной хунтой. И второй красный путч 1993 года я тоже помню, как сейчас. Когда по телевизору я увидел движущиеся по Москве грузовики с солдатами под красными знаменами, остро понял: Россия — на пороге гражданской войны. И действовать нужно предельно быстро и очень решительно, чтобы минимальной кровью предотвратить великую кровавую реку. И, слава богу, это было сделано.
Для меня вся история, легшая на мою жизнь, неразрывна. Я помню мучительное голодное угасание красной империи. А все, что было до меня — книжный исторический пунктир.
У моего отца неразрывность гораздо длиннее моей. Как все старые люди, он прекрасно помнит детство и юность. Довоенное колхозное детство и позднесталинскую юность. Большая часть XX века неразрывно прошла на его глазах.
А неразрывность Сталина началась еще раньше — в 1879 году, в царствование Александра II. Именно в это царствование Россия недополучила Босфор и Дарданеллы, Боснию с Сербией и выход на Адриатическое море. Англия отняла у нас победу над Турцией и почти уже наш, готовый пасть Царьград!.. Во времена сталинского взросления все эти события были еще очень горячи. Как и вообще все события и свершения царя Александра II. Подавляя польское восстание, царь проявил свои тиранические черты, залив Польшу кровью. Этот современник Сталина покорил Кавказ, при нем был пленен чеченский полевой командир Шамиль. При нем же был присоединен к России Туркестан… Государственный банк, железные дороги, телеграф, правительственная почта, городские и сельские народные школы, заводы и фабрики — все это возникло при Александре II. И жизнь Сталина также началась при нем. После убийства Александра II на престол взошел Александр III. Потом Николай II. Трех царей пережил сын горийского сапожника…
В XX век Сталин вступил вполне зрелым человеком. И вся первая половина этого века неразрывно прошла перед его глазами. Обе мировые войны прошли… И те двадцать лет, которые отделяют Вторую мировую от Первой мировой, — это тот же срок, что отделяет меня сегодняшнего от меня горбачевской поры. Я могу оценить, что такое двадцать лет. Это на самом деле немного. Они пролетели как один миг. Прошли цветной кинолентой, и одно событие на моих глазах тянуло за собой другое…
И для Сталина наверняка эти годы пролетели, как миг, и он видел, как одно событие тянуло за собой другое. И как одна мировая война перетекла в другую.
Сталина окружали люди его поколения, которые творили историю и на глазах которых творилась история. Об одном из таких людей я и хочу немного рассказать, чтобы читатель прояснил для себя простую истину: эпохи сшиваются спицами людских жизней. А люди на протяжении жизни не меняются. Меняются эпохи. Но меняются они лишь внешним своим оформлением, атрибутикой. А внутренняя суть происходящих событий остается неизменной, поскольку не меняются стержни, на которые насажены блинчики эпох. Эти стержни — людские жизни. Которые порой много длиннее эпох…
Кавалергард его императорского величества Карл Густав Маннергейм прожил бурную жизнь. Которая вместила в себя множество эпох. Долгая жизнь Карла Густава протянулась от атрибутов наполеоновских времен до атомной бомбы и первых компьютеров.
Служба Карла началась в далеком 1882 году, когда он, будучи 15-летним мальчиком, поступил в кадетский корпус Финляндии. Не знаю, как сложилась бы его жизнь дальше, если бы из кадетского корпуса его не турнули. Старое либеральное начальство сменилось новым, руководить училищем пришел строгий генерал Энкель, служивший в штабе генерала Скобелева на русско-турецкой войне, и закрутил гайки. Кадетов за малейшие прегрешения перестали пускать в увольнения. Карл с этим не смирился. На Пасху он решил сбежать в город, свернул из своей формы куклу, уложил ее на свою кровать — как будто человек спит, а сам смылся в самоволку. Кукла была обнаружена, а смышленый паренек отчислен.
— Ну и куда ты теперь? — сочувственно спросили друзья-кадеты.
— Поеду в Петербург, поступлю в Николаевское кавалерийское училище, а потом буду кавалергардом!
Ему даже немного позавидовали. И вместе с тем с сомнением покачали головами: училище считалось престижным, поступить в него было непросто. Но паренек оказался головастым, никаких сомнений он не испытывал. Ни по поводу своих знаний, ни морально-этических… Касательно последних требуется небольшое пояснение.
Карл Густав — финн. Пристало ли ему учиться в училище оккупантов? А вот пристало! Потому что, хотя Финляндия и была присоединена к России Александром I в эпоху наполеоновских войн, царь даровал Финляндии определенную автономию и вернул ей Выборгскую губернию (когда-то оккупированную еще Петром I). Подарок был чисто формальным — так Хрущев подарил Украине Крым. Один хрен Крым наш, и Украина наша, так нехай потешатся хохлы. Из одного карман в другой переложить — невелик труд, нулевая потеря… Но людям приятно! Поэтому никаких сомнений морально-этического плана Маннергейм и не имел: оккупация была мягкой, почти союзнической.
Поучившись и отслужив год в драгунском полку, Карл был переведен в кавалергардский полк, командиром коего была сама императрица Мария Федоровна. Периодически офицеры полка должны были нести караул в Зимнем дворце. «В эти минуты, — писал потом Маннергейм, — мне казалось, что я прикасаюсь к частичке истории России». Эти чувства подогревала форма, которую офицеры должны были носить во дворце — мундир с посеребренным воротником и галунами, ботфорты выше колен, в которых было неудобно сидеть, и белые лосины. Лосины были обтягивающими, и надевать их нужно было по той же технологии, по которой их надевали во времена Александра I и Наполеона — предварительно вымочив. Мокрые лосины натягивались на ноги и сохли на теле, постепенно обтягивая ноги, как чулки. Офицер становился похож на балеруна.
К тому времени убитого Александра II на троне сменил Александр III, и раз в год он вместе с супругой принимал у себя офицеров кавалергардского полка. Его супруга Мария Федоровна была дочерью датского короля Кристиана IX (ах эти династические браки!) и потому с симпатией относилась к Финляндии. Много позже, уже совсем в другой жизни постаревший Маннергейм встретил постаревшую императрицу в Дании, где она доживала последние дни вдали от России, и поклоном засвидетельствовал Ее Величеству свое почтение.
Русская история навсегда осталась в душе Маннергейма. И перед самой смертью, уже в пятидесятые годы XX века он с большим теплом вспоминал празднование Пасхи при Александре III: «Люди обнимались и трижды целовались по старинному русскому обычаю. Традиционная пасхальная пища — пасха, куличи и яйца — освящалась священником, а затем начиналась служба. Я больше нигде не слышал ничего похожего на могучие русские басы. Офицеры и чиновники были в парадной форме, женщины из общества щеголяли в праздничных нарядах — все, от низших слоев общества до высших, надевали самое лучшее».
