А ведь если Илью убили, то это должно было произойти именно здесь, на дороге, не ближе двухсот метров от коптильни и до конца леса – чтобы криков было не слышно.
Перед городом, версты за две – голое поле. Дозорные со стен городских бдят, там злодеи напасть не решатся. По-моему, «горячо»! Где-то здесь следы искать надо. Даже несмотря на то что снегом занесло все. И нужно-то всего – обыскать обочины дороги с обеих сторон. Правда, версты две осмотреть – это не в кошельке монету искать.
Я остановил коня, слез с седла, привязал Орлика к березе. Пошел по снежной целине, отступив от дороги метра три-четыре. Снега было – почти до верха голенища сапог, идти тяжело, и метров через триста я уже начал выдыхаться – пот по лицу струился ручьями. Жарко! Я снял шапку, остудил голову. Надо идти дальше, кроме меня, это не сделает никто.
Я шел, осматривая снежный покров и оставляя за собой борозду в снегу. Если где-то виднелся бугорок – подходил, сапогом рыл снег. То пенек попался заснеженный, о который я ушиб ногу, то большой пучок травы.
Вот уже впереди виден просвет – скоро конец лесу. Справа, метрах в десяти, сугроб попался на глаза. Не хочется лезть в глубокий снег, но надо. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.
Я с трудом прошел до сугроба, проваливаясь почти по пояс. Разгреб снег руками, и похолодел от нехорошего предчувствия – ткань показалась, кусок кафтана суконного. И цвет, как у кафтана Ильи.
Я лихорадочно стал разбрасывать снег руками. Показалась окоченевшая рука. На спине – рваный прорез, вокруг него кровь застыла. Я вытащил труп из сугроба и перевернул. Илья! Лицо спокойное, знать – умер сразу, не мучался перед смертью. Э-хе-хе. Вот беда-то. Сердце сжало, как тисками, стало тяжело дышать. Как я дочке-то его скажу о горе таком? Матери нет, так теперь вот еще и отца потеряла. Какая же сволочь его убила? Из-за чего? В мешке же одни медяки были. На серебро перевести – рубля три, не больше.
Я перевернул труп на живот – надо осмотреть его, дома мне делать этого не хотелось. На кафтане прореха сантиметров пяти. Удар ножом – скорее всего, с широким лезвием, по всем признакам – удар не столько колющий, сколько режущий. Удар единственный и смертельный, поскольку на одежде нигде я не обнаружил других повреждений и ран. Вот только почему Илья подпустил к себе убийцу, повернувшись к нему спиной? Наверное, не ожидал подлого удара. И убийца был знаком с Ильей. Не такой человек Илья, чтобы на лесной дороге повернуться спиной к незнакомцу. Стало быть, среди знакомых искать татя надо.
Я еще раз перевернул Илью на спину. Нож в ножнах на поясе висит – не оборонялся Илья. За поясом купец всегда кошель носил с деньгами, а сейчас его нет, не иначе – убийца забрал. Запомню. В душе вскипала злоба и ненависть к еще не найденному убийце. Найду! Все равно найду, и ни в какой суд обращаться не буду, сам порешу. Не должен, гнида, со мной одним воздухом дышать, по одной земле ходить.
Я вздохнул и пошел назад по дороге. Отвязал Орлика, подвел его к телу Ильи. С трудом перебросил его через седло, поперек конской спины. Орлик фыркал и косился. Я повел лошадь в поводу в город. На городских воротах стражники остановили, заметив страшный груз.
– Ты это чего сюда везешь?
– Тестя убили, в семью везу – похоронить по-христиански надо.
– Кто ж его? – сочувствуя, обнажили головы и перекрестились служивые.
– Кабы знал – сам бы убил.
Стражники расступились, и я продолжил свой скорбный путь. Прохожие смотрели – кто со страхом, кто с жалостью.
Я подошел к дому, остановился перед воротами. Рука не поднималась постучать. Одно дело – беспокоиться о пропавшем отце, не зная, где он, что с ним, и другое – увидеть труп. Если в первом случае еще надежда есть – пусть и маленькая, то сейчас…
Все-таки я собрался, постучал. Выбежала Маша, отворив калитку, увидела коня и тело убитого Ильи. Заголосила в голос. На крики и стенания выбежала из дома простоволосая Дарья. Завидев, как я завожу во двор коня с телом отца, побледнела и упала без сил в грязный снег двора.
Я бросил лошадь, подбежал к Дарье, поднял ее на руки, занес в дом и уложил на лавку. Сам выскочил во двор, запер ворота, подвел коня к крыльцу, стащил тяжелое тело Ильи и с трудом затащил его в дом. Уложил на другую лавку.
Вот кошмар-то! На одной лавке – убитый Илья, на другой – Дарья в глубоком обмороке.
Я выбежал из дома, завел в конюшню Орлика, расседлал, задал сена. Помог мне он сегодня, славный конь. Бегом вернулся в дом. Около Дарьи хлопотала Маша, хлюпая носом.
– Воды принеси! – приказал я.
Из кувшина набрал в рот воды и прыснул в лицо жене. Она вздрогнула, пришла в себя. Я помог ей сесть, дал попить воды. Дарья уставилась на меня пустыми глазами.
– Кто его?
– Не знаю пока, буду искать.
– Нашел где?
– Между городом и коптильней, в лесу, под снегом. С дороги и не видно. А лошади, саней и денег нет. В спину его кто-то ударил, ножом. Сразу умер, не мучился.
Дарья зарыдала взахлеб, бросилась ко мне на шею. Рядом голосила Маша.
– Так, хорош голосить. Дитя накормлено? О живых сейчас думать надо.
Маша первой взяла себя в руки, помогла подняться Дарье, и обе пошли в комнату к ребенку. Помощники из них сейчас – никакие.
Я накинул тулуп, побежал на торг, нашел в ремесленном ряду плотников и пригласил их домой – гроб ведь делать надо, мерку снять. И закрутилось – нанять рабочих могилу вырыть на кладбище, в церковь – отпевание заказать, женщин нанять для готовки на кухне на поминки.
В красном углу дома, перед скорбным ликом Богоматери, горела свеча, пахло ладаном. Перед образами, шепча слова молитв и вытирая непрерывно струящиеся слезы, стояли на коленях Дарья и Маша.
Весь следующий день я метался как угорелый. На меня одного свалилось множество хлопот, связанных с погребением близкого человека. И никаких тебе похоронных бюро и катафалков.
А после отпевания и похорон – поминки. Много народу собралось, в основном купцы да соседи. Каждый считал своим долгом подойти к безутешной Дарье и выразить ей соболезнование. Много добрых слов об Илье прозвучало в этот день.
Мы чинно посидели, помянули раба Божьего Илью, – денег даже собрали, как водится по русской традиции.
И дом как-то сразу опустел. Никто не кричал с порога: «Как дела, зятек?» Поговорить, посоветоваться, да что там – кружку вина стало выпить не с кем. Остро чувствовалась потеря. А уж как Дарья переживала! Исхудала вся, молоко пропало. Я утешал как мог, только здесь лекарь один – время.
Немного отойдя от похорон, я кинулся на поиски убийцы. В груди горел огонь отмщения, и ничем его было не погасить, кроме как справедливой местью. Кое-какие зацепки для поиска есть.
Говорил же мне артельный, что человека выгнал с коптильни Илья, а ежели учесть, что Илье нанес смертельный удар в спину явно знакомый, то и проверить этого человечка следовало в первую очередь.
