– Из Рязани? – спросил я.
– Из нее, родимой.
– В Москву?
– Да ты чего, совсем без глаз, али не слышал ничего? – изумились мужики. – От Москвы, почитай, не осталось ничего. Эвона, сам погляди.
– Да видел я, но думал – отстраивать спешите.
– Эх, милок, не скоро еще Москва подымется. Из Рязани пришли князю Бутурлину хоромы ставить, а тут беда такая. Назад в Рязань возвертаться никак не можно – везде басурманы проклятые рыщут, – так и в полон попасть можно. Вот сидим, думу думаем – куда податься. Дома семьи ждут, а чего вертаться без денег – без них никак нельзя.
Я оглядел мужиков повнимательнее. Инструмент у них точеный, руки – лопатами, в ссадинах, стало быть – трудяги, а не лихие разбойники с большой дороги. Да и в глазах тоска. Понятно, заработать в Москву шли, а тут – огненный кошмар.
– Вот что, мужики, мне люди в команду на судно нужны. Кто-нибудь с парусами управляться может?
– Мы все могем: дом срубить, печь класть, под парусом тоже ходили – когда помоложе были.
Мужики выжидательно уставились на меня. Я решился.
– Хорошо, идите вдоль Яузы, увидите большой ушкуй. Скажите кормчему Акакию, мол, я велел ему вас на борт взять, в команду.
Мужики дружно скинули шапки, поклонились в пояс:
– Спаси тебя Господь, любопытствуем насчет имечка.
– Юрием меня звать.
– Ага.
Мужики надели шапки и бодро двинулись по дороге. В их походке появилась уверенность. Одно дело – сидеть на дороге без денег, без работы и без цели, и совсем другое – быть нужным. Опять же – накормят на корабле, а то котомки за плечами у мужиков совсем тощие.
Я вошел в город, вернее – в то, что от него осталось. Впечатление жуткое – как после ядерной бомбардировки. Везде пепелища от сгоревших домов и построек, лишь торчат на пепелище печные трубы, как кресты на погосте. И повсюду – трупы людей, лошадей, собак, обугленные до неузнаваемости. Город пустынен, ни одного живого человека окрест. Похоже – ни крымчаков, ни наших воинов в городе нет. Да и что тут теперь делать? На улицах завалы – пройти можно, лишь пробираясь по мусору пожарищ и рискуя наступить невзначай на обгорелый труп, казавшийся дотоле кучкой угля. Нет, в городе мне делать нечего. Я повернул назад.
Масштабы бедствия ужасали. Вдоль дорог расположились беженцы, кое-где виднелись натянутые шатры. Тысячи людей брели к окрестным деревням, в поисках воды и пищи.
Нам бы на ушкуй еще два-три рукастых мужика, и тогда можно смело идти дальше. Только как определить, кто рукастый и умелый, а кто нет? Многие сейчас в шоке и отойдут через день-два.
Меня тронули за рукав. Я повернул голову. Рядом стоял довольно крепкий мужик лет сорока.
– Помоги полог натянуть.
Я пошел за мужиком. К двум веткам дерева был привязан за веревки парусиновый полог. Мы взялись за другие две веревки, растянули полог, обмотали концы вокруг деревьев.
– Вот спасибочко. – Мужик постоял минуту: – Теперь вроде как дома. Только вместо старой избы новую пятистенку поставил – и все прахом. Да дом – ладно, дело наживное – жена и детки в огне сгинули, так что и хоронить нечего, одни головешки. Татары-то где ныне – не слыхал?
– Не знаю. Сам ходил в город – узнать, да кроме пепла и угольев – ничего. Зачем полог большой натянул, коли одинешенек остался?
– Какой нашел, такой и повесил. А что мне одному велик – так вон беженцев сколько, пусть пользуются – все какое-никакое укрытие.
Мне понравилось его высказывание.
– Чем на жизнь зарабатывал?
– Лоточник я – тем и кормился.
– Кроме торговли, что еще можешь?
– Да все. Дом вон своими руками сладил, печь – врать не буду – брательник клал. Злой он до каменной работы.
– На корабле плавал ли когда?
– Как не плавать? Найди торгового гостя, что на корабле не плавал. Мыслю я – нет таких.
– Пойдешь ко мне в команду? Людей после пожара не осталось, а мне в Псков надо.
– Почему не пойти? С превеликим удовольствием. Все равно – ни семьи, ни дома, ни денег – ничего нет. На Москву нынешнюю смотреть – одни слезы, лучше уж в другие места податься. А сколь платить будешь?
– Как всем – полушка в день, харчи за мой счет.
– Согласный я, меня Егором кличут.
– Тогда пошли, Егор, со мной. Кораблик наш далековато, версты две отсюда.
– Да разве это далече?
Мы пошли по дороге и вскоре добрались до Яузы. Навстречу медленно опускался по течению наш ушкуй, парусов на нем не было. На носу стоял Фрол и поглядывал на берег. Завидев меня, он махнул рукой Акакию, и ушкуй мягко ткнулся носом в песок.
С борта на берег сбросили сходни, причем сходни новые. Я удивился – мы же, из Москвы убегая, сходни бросили. Фрол похвалился:
– Мужики, что ты прислал, сиднем не сидели. Посетовали они, что на борт карабкались – неудобно, дескать, вот новые сходни и срубили.
– Молодцы рязанцы.
– А то! Это еще кто с тобой?
– Нового человека в команду привел, Егором звать. С нами пойдет. Покушать осталось ли чего?
– А как же, оставили тебе – каша еще не остыла. На двоих маловато будет, так не знали мы.
Мы с Егором по-братски разделили трапезу.
Все собрались на корме.
– Акакий! Ты в Псков дорогу знаешь?
– А то как же, ходил не единожды.
– Отлично. Кто оружием владеет?
Вновь прибывшие члены команды лишь руками развели. М-да, в случае чего рассчитывать придется на себя и на Фрола.
Мы прочли молитву, перекрестились.
– Ну, что, Акакий! Командуй!
Мы убрали сходни, вшестером подняли большой парус и направились по Яузе вниз по течению.
Акакий стоял на своем месте у рулевого весла, мы же мрачно смотрели на сгоревший город. На стрелке Яузы и Москвы-реки повернули направо.
К вечеру удалось добраться до Волока Ламского, где и заночевали.
Утром команда проснулась от стука в борт.
– Эй, на судне, вас волочить, али просто ночуете здесь?
Я свесил голову с борта. На берегу стоял дюжий молодец.
– Волочить.
– Два рубля серебром, и деньги вперед.
Я отсчитал деньги и бросил парню.
Парень сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул. Вскоре из леса вышли еще несколько человек, зацепили за нос судна канат и стали крутить лебедку. Ушкуй медленно выполз на берег, точно встав на густо смазанный салом желоб из дерева.
Подогнали коней-тяжеловозов – крупных, с толстыми, мохнатыми ногами. Не иначе – специально отбирали для волока. Лошади медленно потянули судно.
