– Всегда рад помочь, – вставил Просперо.
– И если желали преобразиться – причём, надо сказать, всех привлекали только женские формы, – мы просто занимали чужое тело.
– Да, но как? Мойра вздохнула.
– Кольца ещё на небе?
– Само собой, – ответил супруг Ады.
– Оба, экваториальное и полярное?
– Ага.
– И чем вы считаете их, о Харман-Прометей? Там больше миллиона различных объектов… Что это, по-вашему?
Мужчина вновь провёл языком по губам. В гигантской усыпальнице совершенно пересох воздух.
– Где-то наверху есть лазарет, в котором восстанавливали наше здоровье, это мы знаем. Прочие небесные тела большинство из нас называли домами или машинами «постов» – ну, то есть вашего племени. Считали их городами на орбитальных островах, вроде астероида Просперо, где я с друзьями побывал в прошлом году. Я даже помог его уничтожить.
– Правда? – Мойра перевела взгляд на старца. – Очень мило с твоей стороны, юный Прометей. Но ты заблуждаешься, полагая, что миллион искусственных небесных объектов, многие из которых гораздо меньше острова Просперо, предназначались исключительно для наших целей. Конечно, среди них найдётся дюжина с чем-то жилищ плюс несколько тысяч гигантских генераторов червоточин и Бран, уловители чёрных дыр, плоды наших ранних экспериментов межмировой программы путешествий… Однако в основном эти небесные тела обслуживали вас.
– Меня?
– Известно ли тебе, что такое факс?
Харман пожал плечами.
– Я всю жизнь этим занимаюсь.
– Разумеется, но знаешь ли ты, что это? Мужчина испустил вздох.
– Мы никогда всерьёз не задумывались. Впрочем, во время нашего последнего путешествия Просперо и Сейви разъяснили, что павильоны превращают наши тела в закодированную энергию и восстанавливают их вместе с разумом и опытом в другом узле.
Разбуженная кивнула.
– А ведь в узлах и павильонах нет необходимости, – произнесла она. – Это всего лишь уловка для того, чтобы вы, «старомодные», не совались, куда не положено. Такая форма квантовой телепортации перегружала компьютерную память даже с учётом самых продвинутых технологий. Ты хоть примерно представляешь себе, сколько занимают данные о молекулах одного человека, не говоря уже о целостном волновом фронте личности?
– Нет, – сказал избранник Ады.
Женщина указала на верхнюю точку огромного купола, но Харман догадался: на самом деле она имела в виду тёмно-синие небеса, где медленно кружились полярное и экваториальное кольца.
– Миллион орбитальных банков памяти, – сообщила Мойра, – каждый из которых посвящён одному человеку старого образца. Всякую ночь твоей жизни, Харман-Прометей, на небосводе меж громоздких машин, телепортационных устройств, использующих энергию чёрных дыр, спутников глобальной системы навигации, сканнеров, преобразователей, компиляторов, приёмников и передатчиков, обращалась звезда, наречённая твоим именем.
– А почему миллион? – спросил муж Ады.
– Таким задумывалось минимальное живущее поголовье, – пояснила двойница Сейви. – Подозреваю, что на сегодняшний день оно сильно сократилось. В моё время на Земле оставалось девять тысяч триста четырнадцать представителей вашего вида со встроенными и активированными наногенетическими функциями да несколько сотен тысяч вымирающих людей, устаревших даже по сравнению со «старомодными», взять хотя бы моего возлюбленного Ахмана Фердинанда Марка Алонцо Хана Хо Тепа, последнего в царской династии.
– Кто такие войниксы? – проговорил похищенный. – Откуда они взялись? Почему так долго молча служили нам, а потом, когда мы с Даэманом разрушили остров Просперо и лазарет, начали нападать на людей? Как их остановить?
– Столько вопросов сразу… – Мойра вздохнула. – Если хочешь получить ответы на все, тебе нужно знать контекст. А значит, придётся прочесть эти книги.
Харман резко запрокинул голову и окинул взором изогнутые стены с нескончаемыми полками. Не имея возможности подсчитать количество томов на квадратный фут, он вслепую с ужасом прикинул: их тут не менее миллиона.
– Какие книги? – уточнил мужчина.
– Все книги, – промолвила разбуженная и отпустила его руку, чтобы описать ладонью широкий круг. – Знаешь, тебе это под силу.
– Мойра, не надо, – вмешался маг. – Ты убьёшь его.
– Чепуха, – поморщилась женщина. – Он достаточно молод.
– Ему девяносто девять, – возразил старик в синем халате. – Тело Сейви, когда ты клонировала его для собственных целей, было на семьдесят пять лет моложе, и оно уже хранило воспоминания. Они и теперь с тобой. Наш друг – не tabula rasa
[50]
.
Та, кого маг называл своей дочерью, пожала плечами.
– Он здоров и полон сил. Сам посмотри.
– Ты уничтожишь его, – повторил Просперо. – А с ним и одно из лучших наших орудий для победы над Сетебосом и Сикораксой.
Харман кипел от ярости и возбуждения.
– О чём вы тут говорите? – воскликнул он и быстро отдернул руку, когда женщина попыталась вновь накрыть её своей ладонью. – Хотите, чтобы я «проглотил» все фолианты до единого? Это займёт месяцы… годы. А то и декады.
– Не «проглотил», – поправила Мойра, – но съел их.
– А, съел, – протянул мужчина, соображая, свихнулась ли его собеседница, прежде чем сойти во временной саркофаг, или же мозг её разрушили столетия воспроизведения – циклического, бесконечного, по клеточке, по нейрону.
– Вот именно, – подтвердила дама. – В том смысле, что подразумевался в Талмуде. Книги нужно не читать, а есть.
– Не понял.
– Тебе известно, что такое Талмуд? – осведомилась разбуженная.
– Нет.
Мойра указала опять на верхнюю точку гигантского полушария в нескольких этажах над головой.
– Там наверху, мой юный друг, в крохотном куполе чистейшего стекла спрятан чертог из жемчуга, хрусталя и золота, открытый в мир и маленькую ночь с чудесной маленькой луной.
– Вроде твоего саркофага? – уточнил Харман.
– Да нет, между ними нет ничего общего, – рассмеялась дама. – Этот гроб – лишь ещё один узел в системе факсов, он веками воспроизводил меня, пока не настало время проснуться и взяться за дело. А мы говорим о машине, с помощью которой ты прочтёшь эти книги и глубоко проникнешься ими, прежде чем вагон Эйфелевой дороги покинет вокзал Таджа через… – она покосилась на запястье, – пятьдесят восемь минут.
– Остановись, Мойра, – предостерёг маг. – Разве он пригодится нам в войне против Сетебоса, если умрёт или превратится в слюноточивого идиота?
