«Вместе с освещением, – читаем мы в воспоминаниях А. Залесского, – исчезли чистота и строгость государственного учреждения. Консервные банки с окурками у окон, мусор и грязь в туалетах, которые пришлось убирать на общественных началах…»
[1224]
.
«…В коридоре – вспоминает В. А. Югин, – запахло мочой… Двери туалета открыты настежь даже днем. Ночью – понятно, нет света… А днем? Коридоры Белого дома устроены так, что без освещения они – как узкие пещерные проходы. Окна только в редких холлах… Шаришь вдоль стенки и, попадая в провал, начинаешь шарить другой рукой, чтобы уже туалетная стенка привела тебя к унитазу. Дальше как получится – мимо или нет». «По липкости пола», к которому стали «приклеиваться» подошвы, можно было понять, что везло не каждому. «Выбираясь из туалета, долго трешь подошвы о коверную дорожку, чтобы ничего не занести в кабинет»
[1225]
.
«Потом, – пишет В. А. Югин, – когда появились свечки, фонарики – запах стал исчезать. Но появился другой, видимо, смешавшийся в пылью, накопившейся за несколько дней, он стал канцерогенным и душным. Ведь все собиралось в туалете, а выносить мусор было просто некуда и некому». К этому следует добавить запах пота, несвежей одежды и нестиранных носков. И форточку не откроешь, на улице холод
[1226]
.
Отсюда желание выйти на улицу, подышать свежим воздухом. «Каждый вечер перед сном, – вспоминает А. Залесский, – я выхожу погулять к баррикадам… Около баррикад… костры, потому что там дежурят круглые сутки. Оружие – железные и деревянные палки, аккуратно сложенные в кучки булыжники, вывороченные из мостовой, да несколько бутылок с бензином на случай, если ОМОН начнет атаку, ведь у них автоматы… автоматы имеет охрана внутри здания и те из защитников-добровольцев, которым дано право носить оружие»
[1227]
.
Для того, чтобы оценить мужество и самоотверженность тех, кто остался в «Белом доме», необходимо вспомнить, что 23 сентября последовал указ о социальных гарантиях для депутатов. На следующий день Б. Н. Ельцин распорядился переподчинить Департамент охраны Дома Советов Министерству внутренних дел, которое отдало приказ сотрудникам департамента оставить охраняемое ими здание
[1228]
. 25-го последовал указ «О социальных гарантиях для сотрудников аппарата бывшего ВС РФ и обслуживающего персонала», на основании которого они считались отправленными в оплачиваемый отпуск до 13 декабря 1993 г.
[1229]
. Многие воспользовались этим. Но не все.
В таких условиях продолжали заседать народные депутаты, работал аппарат Верховного совета, осуществлялась охрана здания.
Чтобы облегчить связь между собою руководители «Белого дома» решили перебраться в одно крыло. «Быстро переселяемся на 2-й этаж в аппартаменты Баранникова. – пишет М. М. Мусин, – Теперь в одной зоне мы все: на 2-м этаже – Ачалов с Дунаевым, этажом выше – Руцкой, двумя – Баранников. На 5-м этаже короткий коридор соединяет блок с аппартаментами Хасбулатова. Наше шестиэтажное «правительственное крыло» вокруг 24-го подъезда с легкой руки какого-то шутника-пессимиста прозвали «блоком смертников»
[1230]
.
«При свечах и лампах-вспышках фоторепортеров, – вспоминает А. Залесский – проходит Съезд депутатов… Правда, депутатов поубавилось. С каждым днем все больше пустых мест в зале… Голосуют руками… Свечи – у каждого депутатского места и симметрично расставленные на столе президиума»
[1231]
.
Чтобы отвлечь людей от бытовых неудобств и хоть как-то объединить их, кто-то предложил использовать художественную самодеятельность. «В перерыве между заседаниями депутаты и аппарат, – пишет А. Залесский, – собственными силами устраивают концерт. Отыскиваются и поэты, и композиторы, и исполнители. Душа концерта – депутат Челноков. У него прекрасный голос и организаторские способности. Наверное, это единственный в мире парламент, который пел во время осады»
[1232]
.
Представьте себе эту картину.
Холодный осенний вечер. Продуваемое ветрами многоэтажное здание на набережной. Черные глазницы окон, в которых изредка чуть блещут слабые огоньки свечей. И вырывающиеся наружу звуки романсов, русских народных и советских песен.
Мы запомним суровую осень
Грохот танков и отблеск штыков.
И всегда будут жить двадцать восемь
Самых лучших твоих сынов.
И врагу никогда не добиться
Чтоб склонилась твоя голова,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва.
Особое значение в осажденном «Белом доме» приобрела проблема продовольсвия. Когда началась блокада, организация питания легла на плечи начальника снабжения Министерства обороны генерала Ю. В. Колоскова
[1233]
и директора пищекомбината Верховного Совета А. В. Орла
[1234]
.
В Доме Советов, – утверждает Л. Г. Прошкин, – существовали «своя аристократия, свой средний слой, свое простонародье. В то время как одни сидели на сухарях, другие питались весьма изысканно: в их меню входила даже черная икра»
[1235]
. Первоначально я отнесся с недоверием к этому свидетельству, но затем сам услышал рассказ Ю. В. Колоскова о том, как днем 4 октября он увидел в кабинете Р. И. Хасбулатова коробки с апельсинами и конфетами «Мишка на Севере»
[1236]
.
