Просто, повторяю, в очередной раз это будет использовано политикой, это будет политизировано. Это используют и либералы, которые сделают его мучеником и возведут вину за все случившееся на государство, как всегда бывает. Отыграются голландцы, сказав, что они-то причем? «Мы получаем такой материал изуродованный, измученный из этой чудовищной России». Отыграется МИД наш, обвинив в том или другом голландцев. Но драма его останется невыясненной. И поэтому гадать на этой трагической кофейной гуще не стоит.
М. Королёва: — То есть вы думаете, что правды мы не узнаем в результате?
А. Проханов: — Нет. Души сокрыты.
М. Королёва: — Похороны Деда Хасана. Я знаю, что в предыдущем эфире вы уже говорили об этой драме, об убийстве, о драме, которая произошла в центре Москвы. Но в конце недели были похороны. Вы знаете, наверное, что Грузия отказалась принять у себя тело Аслана Усояна, вора в законе, как его называли. И в результате его похоронили в Москве. Ну и обстоятельства похорон были, скажем так, не совсем обычные. То есть журналисты не могли войти на кладбище, при этом сообщалось, что полиции там нет. И вы знаете, у многих возникали вопросы: а почему всех, кто пришел на эти похороны (этихлюдей было много), почему их не задержали или хотя бы не проверили у них документы? Ведь было же понятно, из какого мира все эти люди.
А. Проханов: Тут несколько причин… Вообще, конечно, Дед Хасан — это фигура, которую, действительно, выстрадала вся русская история и вся русская литература.
М. Королёва: — О как!
А. Проханов: — И я думаю, что это, конечно, один из величайших наших современников. Может быть даже, он может сравниться с нашими крупнейшими политиками. Он пировал в здании, в ресторанчике «Каретный ряд», который размещается на территории дома Ростовых…
М. Королёва: — Вы так со знанием дела говорите — вы, наверное, тоже там бывали?
А. Проханов: — Он размещается на территории дома Ростовых, воспетом Львом Николаевичем Толстым. Старый русский особняк, такое, культовое место. Он размещается в левом флигеле. Если входить в этот дом перед памятником, он в левом флигеле находится. В этом левом флигеле в советские времена размещалась так называемая иностранная комиссия, откуда писатели уезжали за границу. Ну вот, скажем, мои коллеги Евтушенко, Вознесенский обычно ездили в Париж, в Лондон.
М. Королёва: — А, вот почему вы знаете.
А. Проханов: — А я обычно оттуда ездил в Афганистан, в Камбоджу. Это было тоже такое, закрытое культовое место. Это маленькое подразделение госбезопасности, секретные выезды, документы.
И потом одно из поколений писателей, уже после 1991 года, загнало за бешеные деньги вот это чудесное ампирное сооружение. Это были службы. Может быть, там была псарня, а может быть, там жили прачки. Загнало. И теперь там разместилось это гнездовье. По существу, представляете, я написал бы, переписал сцену обеда у Ростова, когда съезжаются гости, когда все это гостеприимство, — я бы туда вписал сцену похорон Деда Хасана. Потому что это вещи связанные. Ну и время небольшое прошло, и вот вместо первого танца, первого бала Наташи Ростовой — Дедушка Хасан.
М. Королёва: — Ну, там после балов-то еще была все-таки иностранная комиссия Союза писателей.
А. Проханов: — Иностранная комиссия — это инструмент не подавления, а инструмент, с помощью которого родилось очень много интересных произведений. Евтушенко и Вознесенский увидели мир, Париж, они пели осанну Кубе.
М. Королёва: — Ну да, не многие тогда могли увидеть мир, это правда.
А. Проханов: — Ну вот у меня родился такой афоризм (это же было на улице Поварской), что Поварская опять превратилась в воровскую. И то, что Дед Хасан стал центральной фигурой всех этих дней, и вокруг него возник ажиотаж… Я думаю, что просто к Деду Хасану приходили проститься те, кто стремился проститься с Япончиком, с Тайванчиком, те, кто приходил на закрытые ужины к Измаилову, который кормил их из своей ложки с руки черной икрой, осетриной или сливками… Вся эта наша знать, элита, режиссеры виднейших театров, художники. Я думаю, что Дед Хасан, конечно, умер в окружении величайших деятелей искусства наших дней.
Мне даже кажется, что некоторые из них настолько ему были благодарны, что их похоронили вместе с Хасаном у стены Хованского кладбища.
М. Королёва: — Ну, это уже фантазии какие-то.
А. Проханов: — Это не фантазия. Потому что в центре нашей жизни стоит Дед Хасан. Дед Хасан — это центральная фигура нашей идеологии и нашей сегодняшней русской судьбы.
М. Королёва: — А почему так получилось?
А. Проханов: — Так получилось, потому что если раньше, до 1991 года, идеология, советская идеология, во многом совпадавшая с прежней российской идеологией, была направлена на постоянное возвышение, на постоянный взлет, на постоянное формулирование сверхцелей, это была космическая цивилизация и люди возвышались постоянно…
М. Королёва: — Подождите, но воры в законе — они же оттуда?
Они же оттуда, они же были до 1991 года.
А. Проханов: — Люди возвышались. Об этом пелись песни, об этом слагались романы, ставились памятники. А вот потом, с определенного момента возник другой вектор, все пошло специально, умышленно на унижение. Идеология нашего времени не в возвышении, не в полете к звездам, идеология нашего времени в деньгах, в преуспевании, в жратве, в прекрасной жизни твоей за счет других — не в будущем, а в том, чтобы здесь и сейчас. И в центре такой идеологии стоит вот эта категория людей.
Это дикая воронка, куда все сползает и скатывается, вся сегодняшняя культура, вся сегодняшняя философия, весь сегодняшний дизайн жизненный. А внизу сидит Дед Хасан и принимает это все на себя. Он — маг. Он же был езид, понимаете? Он — курд-езид, который был огнепоклонник. Наверное, он кричал «Огонь-огонь!», и тогда все начинали стрелять. Вот и в него попала пуля после этого…
М. Королёва: — Но вы, все-таки, не ответили на вопрос. А почему?.. Вот представьте себе, такой удобный момент. Вот, пожалуйста, собираются люди похоронить такого человека. Ведь понятно, кто приходит.
А. Проханов: — А зачем внуки Деда Хасана будут арестовывать братьев Деда Хасана? Все повязаны.
М. Королёва: — А кому он выгоден? Кому он важен?
А. Проханов: — Он не выгоден, он просто хозяин жизни. Кому он выгоден? Он — хозяин жизни. Это центральная фигура этого уклада.
М. Королёва: — Ну, подождите. Хозяева жизни в других местах сидят, как я понимаю. Вот мы с вами проезжаем мимо Кремля, мы видим: вот сидят хозяева жизни. Министерства какие-то, я не знаю. Вот они, хозяева жизни.
