А. Проханов: — Я же видел людей, которые хотели приватизировать Красную площадь. Это было.
Н. Болтянская: — И? И где эти люди?
А. Проханов — Но не удалось. Они среди нас, они сейчас приватизируют университеты.
Н. Болтянская: — То есть опять Сердюков?
А. Проханов: — На этот раз это другое министерство, другое ведомство.
Н. Болтянская: — Чего-то вы гоните.
А. Проханов: — Но бабуринский университет еще тем характерен… Не только тем, что он хорош сам по себе, его можно задорого продать, а тем, что его возглавляет настоящий патриот, красно-коричневый, Бабурин. Он показывал мне досье, резюме, которое дали на него министру, прежде чем вносить его в списки неблагонадежных и неэффективных. Там сказано все — что он краснокоричневый, что он белодомовец 1993 года, что он симпатизировал Милошевичу, что он друг сербов, что у него учится в его университете Иван Миронов, известный протестант и националист. Он не нужен в этом свитке, в этом венке ректоров. Но то, что там сейчас устраивают студенты… Я пожелал бы им терпения. Они забаррикадировали проходную, они прогнали…
Н. Болтянская: — Вы их поддерживаете?
А. Проханов: — Ну, конечно.
Н. Болтянская: — А почему вы не там вообще?
А. Проханов: — Ну, я с вами.
Н. Болтянская: — Но потом сгоняете?
А. Проханов: — Пойдем вместе. Вы меня подвезете — у вас прекрасный автомобиль, я знаю.
Н. Болтянская: — Да нет у меня автомобиля.
А. Проханов: — А куда же вы дели?
Н. Болтянская: — Пешком я. После 20 декабря нет у меня автомобиля в этом городе.
А. Проханов: — Ну все, понесете меня на плечах. Нас там хорошо встретят, кстати. Вы бы были как героиня де ла Круа на баррикадах, вы там прекрасно бы смотрелись.
Н. Болтянская: — Нет, Александр Андреевич.
А. Проханов: — Почему нет? Подумайте.
Н. Болтянская: — Потому что шансонье — мое амплуа, и вы одно с другим не путайте.
А. Проханов: — Нет, но это же… Это подиум. Вы там споете пару патриотических песен. У вас прекрасные песни.
Н. Болтянская: — Так, понятно. Понятно. Спасибо, Александр Андреевич. Не отвлекайте меня на ложное направление.
Про Сирию. Один из вопросов наших дорогих слушателей был следующий: «Не кажется ли вам, что сливает Сирию Россия?»
А. Проханов: — Нет, мне не кажется, что Россия Сирию сливает. Просто защищать ее становится все труднее и труднее. Туда же вводятся постоянные инсинуации, вот инсинуация с газами, с отравляющими веществами. Ну, все, даже Израиль подтвердил, что никаких газов там не было. Но это симптом, это намек. И я думаю, что в конце концов там начнут искать эти отравляющие вещества с помощью штурмовиков. Поэтому сражаться там будет все труднее и труднее.
Но, видите ли, если бы там не было российских зенитно-ракетных комплексов «Панцирь», которые противодействуют бесконтактной войне и концепции открытого неба, если бы там не было шиитских отрядов «Хезболлы», которые пришли или придут туда драться насмерть, если бы палестинцы, возглавляемые Халедом Машалем, которого Башар Асад приютил и долгие годы охранял от израильских террористов, — если бы не все эти факторы, я думаю, что Башара бы смяли.
Н. Болтянская: — Вы так считаете?
А. Проханов: — Да.
Н. Болтянская: — Но, с вашей точки зрения, обвинения в том, что Россия сливает, как говорится, они беспочвенны?
А. Проханов: Это тоже пропагандистская война. Россия не сливает, Россия верна договорам, идут поставки, есть советники, посольство работает в полном составе.
Н. Болтянская: — Александр Андреевич, а вот простите меня, пожалуйста, вы — человек, достаточно жестко клеймящий все несовершенства, которые мы имеем сегодня. При всем при этом вы себя провозглашаете имперцем. Но вы же знаете, что у нас вертикаль-то построена, да? И, наверное, предполагаете, что все, что ни делается на сегодняшний день в стране, делается либо с попустительства, либо с прямого разрешения вертикали. Следует ли это понимать как вашу закамуфлированную критику в адрес главы вертикали?
А. Проханов: — Мне, как и многим другим, близким мне по духу людям, приходится выбирать между несовершенной, противоречивой, иногда неспособной, иногда дурной, а очень часто отвратительной властью и хаосом. И я каждый раз выбираю власть. Потому что я видел, чем кончился этот хаос в 1991 году. Я видел, чем кончилась эта либеральная атака на мою красную родину — она кончилась катастрофой.
Я по своему родовому, по фамильному преданию знаю, чем для моего рода и для многих родов кончилась Февральская революция, которая разрушила монархию. Я не забуду, как мой двоюродный дед Михаил Валентинович говорил: «Я дружил с Гучковым, и Гучков приходил ко мне в дом. И если бы знал я, что эта сука потребует отречения государя-императора, я бы достал из своего рабочего ящика пистолет и застрелил бы его». То есть мы все понимали кошмар отречения государя-императора. Вот этот хаос надвигающийся — он опять придвинулся к моему порогу, к моим ценностям.
Я — за империю.
Н. Болтянская — Я вам честно скажу: вот вся эта имперская лабуда уйдет, а вы останетесь как большой писатель. Какие у вас творческие планы на предстоящий год? И вот попробуйте мне нахамить в ответ!
А. Проханов: — Мои планы таковы. Я продолжу воспевать мою восхитительную, ненаглядную империю, что и делает меня большим, крупным русским имперским писателем.
Н. Болтянская: — Вы просто писатель. Не бывает имперским писатель. Бывает либо писатель, либо…
А. Проханов: — Да нет. Ну что вы говорите? Все писатели окрашены.
Н. Болтянская: — Талантливые и не талантливые.
А. Проханов: — Эзра Паунд был фашистским писателем, за это его и посадили в тюрьму после крушения Германии. Так вот я говорю: я пишу роман, где, может, с новым блеском и со своими ослепительными метафорами я воспою мою любимую империю.
Н. Болтянская: — Александр Андреевич, вы меня пугаете.
А. Проханов: — Воды?
