Единственное, что, как мне кажется, может остановить эту революцию, эту начавшуюся либеральную революцию, — ее может остановить не закон о штрафах, ее может остановить встречная революция, как пускают встречный пал, встречный огонь. Эти пожары тушатся другими пожарами. Если власть, например, почувствовав это или найдя в себе волю, немедленно начнет параллельную или встречную революцию, связанную с модернизацией, с форсированным развитием, с усилением тех слоев и тех компонентов общества, которые остаются государственниками (а их все меньше и меньше, таких людей), то вот эта запущенная революция, по существу, сломает вот этот встречный процесс. Многие из тех, кто ходит на Болотную, примкнут к этой революции, потому что люди туда ходят от тоски, от безделья.
О. Журавлёва — Ну, то есть людям надо дать дело, большое серьезное.
А. Проханов: — Людям нужно дать большое, нужное, умное, положительное дело. Положительное дело. Люди устали от безделья и от блефов. И мне кажется, что вокруг этого закона, который принят или будет или не будет подтвержден президентом, вот такие разговоры уместны, а не та буза, которая была в Думе.
О. Журавлёва — Александр Андреевич, вы нарисовали, в принципе, что делать нужно и как быть дальше. Но, тем не менее, вот это безумство в Думе состоялось. А вы не могли бы пару слов сказать о том, как вам кажется, вот эта официально признанная оппозиция, думская оппозиция — она искренна была в этом порыве? Или это тоже какой-то сложный, как любят говорить, сложный пиар такой, такая политическая игра? Может, им, действительно, тоже надоело, что вот так все происходит, все радостно голосуют?
А. Проханов: — Нет. Мне кажется, что здесь нет сложной очень конспирологии. Во всем этом есть некоторый хаос, некоторая хаотизация политического пространства. Но она не настолько велика, чтобы видеть в этом хаосе отсутствие какой-то графики, отсутствие каких-то контуров четких. Я думаю, что думская оппозиция вела себя так, как она и должна была вести. Причем в этой думской оппозиции только несколько таких людей яростных, пассионарных. Основная масса очень пассивна, очень осторожна.
О. Журавлёва — Ну, если несколько пассионарных людей заставили Думу девять часов сидеть без спроса поголосовать…
А. Проханов: — Это говорит о том, что политика персонифицирована. Когда нет пассионарных людей, то политика тупая, мертвая, неподвижная.
О. Журавлёва — Значит, они у нас есть, в принципе?
А. Проханов: — Значит, они есть.
О. Журавлёва — «Почему никому не приходит на ум, — пишет нам Александр, — что Госдепу хватит денег на штрафы для оппозиционеров за несанкционированные гуляния?» Кстати, да, нам долго объясняли, что это все спонсируется большой западной кормушкой, а теперь хотят штрафами напугать. Нам госдепских денег не жалко. Есть такой вариант?
А. Проханов: — Ну, не думаю. Просто я думаю, что Госдеп не будет платить штрафы. Если верить в то, что Госдеп во всем стоит у руля этой оранжевой революции…
О. Журавлёва — А вы-то в это верите?
А. Проханов: — Что Госдеп здесь присутствует, я верю. Не верю, а я знаю просто. Но, конечно, не во всем. У революции есть огромная стихийная составляющая, которой пользуются и которой манипулируют. Как у всякого явления политического, исторического всегда есть силы, которые готовы этим явлением управлять. Кстати, я считаю, что Сурков — очень крупный политтехнолог и политолог. И он один из немногих понимал существование в актуальной истории самых разных потоков, которые двигаются с разной скоростью, имеют разную интенсивность, разные составляющие — соленые, пресные, едкие. И он умел этими потоками управлять, он создавал для этих потоков ловушки: одни останавливал, другие убыстрял, смешивал их, взрывал их, перекрывал им русла. И этим знаменуется весь его такой грандиозный, на мой взгляд, период, который одни считают ужасно вредным, другие считают, наоборот, полезным — период его такого интеллектуального правления Россией.
О. Журавлёва — А почему вдруг? Вот все было тихо и спокойно, и как-то вот эти игры все срабатывали. А потом вдруг пошли какие-то распоясавшиеся харизматичные и пассионарные люди. Откуда они взялись? Они же были там и сидели послушно, и все было хорошо.
А. Проханов: — Ну, во-первых, эффект пассионарности так и возникает: сначала тихо-тихо, а потом возникают шаровые молнии. Это раз. Видимо, эти пассионарные люди, по мнению Льва Николаевича Гумилева, облучаются космическими излучениями, Земля входит в какую-то новую зону…
О. Журавлёва — Солнцелет. Теперь все ясно.
А. Проханов: — Да, солнцелет, солнцемет. И они возникают. Кстати, действительно, ведь в народе, сонном, спящем народе, особенно в усыпленном и изнуренном народе, действительно есть все. Там есть будущие цари, будущие Гитлеры, будущие Сталины, будущие праведники, Сергии Радонежские. Они все есть. Но только на одних упадет этот таинственный космический луч, и они вспыхнут, загорятся как звезды, а на других нет. Поэтому наша тишина, конечно, была мнимой. Просто страна опомнилась. Опомнилась от удара страшного, от шока, который ей нанесли в 1991 году. И после этого удара разные силы по-разному опомнились.
Я вот размышлял последнее время. Я считаю, что Путин — трагический человек. Вот над ним многие глумятся, хохочут, ненавидят, другие подобострастно к нему относятся. Мне он кажется человеком трагическим, ибо его сознание, его сущность, его душа и его экзистенция наполнены огромным непреодолимым противоречием. Он мне напоминает князя Игоря XXI века — Игоря, которого привязали к двум соснам. Наклонили эти сосны, привязали к его ногам, а эти сосны дрожат, веревка утончается, и вот-вот эти сосны разорвут его. Я помню, как Путин, как только он стал президентом, направлял Федеральному собранию свои послания. И они меня и моих друзей всегда поражали своей поразительной двойственностью, несостыкованностью двух частей. Как бы, верхняя часть, надстроечная часть послания была наполнена державно-стью, народолюбием: сильная страна, выиграем войну, победители, мужественные — такая мобилизационная лексика там была. А нижняя, как бы реальная, экономическая говорила о глобализме, о необходимости встраиваться в мировое пространство, в экономическое…
О. Журавлёва — Ну, там — монархизм, а тут — либерализм.
А. Проханов: — Там — централизм, а здесь — либерализм. Причем одно другое исключает. Причем вот там, наверху, где был централизм, возникла вертикаль, известная нам (там отмена выборов губернаторов, приструнение сепаратистов, суверенная демократия, контроль над СМИ электронными). А здесь, в этой нижней части, возникли сырьевые мультимиллионеры и миллиардеры, огромный такой кусок людей, который рассматривает Россию как сырьевую лоханку, которые выкачивают из России всю энергетику ее, которые, по существу, не контролируются, а являются частью другой, огромной мировой сырьевой элиты, рассматривающей Россию как сырьевого донора. И вот эти созданные Путиным люди, благодаря этим доктринам, они породили новый класс, так называемый креативный.
