М. Королёва: — Ну, я просто не слышала таких трактовок…
А. Проханов: — И, наконец…
М. Королёва: — Таких трактовок я еще не слышала.
А. Проханов: — И, наконец, сударыня. И, наконец…
Я завершаю свои пассажи. И, наконец, он сказал удивительную вещь. Он сказал, что в новой исторической эпохе, которая сейчас наступила, очень важно консолидировать наше растерзанное и рассыпанное общество. И он сказал, что либералы должны слышать левых, то есть красных, коммунистов. Левые должны слышать либералов.
Таким образом, он сказал удивительную вещь (так я его понял), что вот как мы или как я и близкие мне мои друзья из Изборского клуба мучительно стараемся свести, свинтить вот эту монархическую православную белую эру с красной, советской, сталинской (и нам кое-что удается сделать), необходимо свинчивать и красный период нашей истории с наступившим ельциновским неолиберальным периодом.
Это страшно мучительная работа, которая потребует колоссального историософского метафизического напряжения. Но ее придется провести.
М. Королёва: — А то, что Путин вышел из, как вы говорите, того самого ельцинского (неолиберального, вы сказали, да?) периода, это вас не смущает?
А. Проханов: — Нет, меня это не смущает.
М. Королёва: — Не смущает?
А. Проханов: — Нет, абсолютно. И то, что его мама с папой родили, меня тоже не смущает абсолютно.
М. Королёва: — Давайте про Суркова?
А. Проханов: — А что там интересного?
М. Королёва: — Вы обещали. Сурков возвращается во власть, да? Он возвращается в Кремль. Как вы к этому относитесь?
А. Проханов: — Вас именно это интересует?
М. Королёва: — Да, конечно.
А. Проханов: — Как пришел и ушел, что ли?
М. Королёва: — Что вы ожидаете? Ну, конечно, в каком-то смысле, да, пришел-ушел.
А. Проханов: — Угу. Опять…
М. Королёва: — Чего вы ждете?
А. Проханов: — Поверхностный дамский взгляд.
М. Королёва: — Ну, конечно.
А. Проханов: — Хорошо. Что я жду от прихода Суркова? Видите ли, для того, чтобы я был понятен, я должен рассказать, как я ощущаю Суркова — человека, который на протяжении более чем десятка, по-моему, лет выстраивал внутреннюю политику российского государства. И потом на этом месте его сменил Вячеслав Викторович Володин.
Я бы это определил так. Сурков в своей практике был политический алхимик. Он соединял политические растворы, он менял их цвет, он вызывал в них кипение, он ожидал, что из них выпадут осадки, он был алхимик, потому что он хотел найти философский камень, превращающий вот этот пепел ельцинизма в бриллиант государственности.
М. Королёва: — Эка!
А. Проханов: — Он хотел партийную глину мертвую превратить в золото реальной политической системы…
М. Королёва: — Удалось?
А. Проханов — И он колдовал. Он много колдовал, делал очень много интересного, его опыты нужно записывать в политическую алхимию.
Но в какой-то момент вместо осадка выпала Болотная площадь. И в его риторике загорелась оранжевая революция.
М. Королёва: — О, как!
А. Проханов: — И это было достаточно опасно. Вы не помните тот момент. Но я ходил на Болотную и на Сахарова, я стоял на трибуне вместе с Навальным и я помню, знаю, как это всё происходило.
М. Королёва: — Александр Андреевич, вот на этом месте остановитесь, пожалуйста.
А. Проханов: — Вам дать воды?
М. Королёва: — Да.
А. Проханов: — Холодненькой водички?
М. Королёва: — Да. Вода не поможет, боюсь.
Итак, мы остановились с вами на этом потрясающем моменте. Вы рассказывали про алхимика Суркова, который все это сливал, переливал, что-то выкристаллизовывал и потом вдруг в осадок выпала Болотная площадь. И?
А. Проханов: — Да, выпал пожар Оранжевой революции. Его нужно было срочно гасить. Вячеслава Юрьевича увели из Кремля, вместо него пришел Вячеслав Викторович Володин, человек абсолютно другого склада. Он — химик, а не алхимик. Он знает таблицу Менделеева, последовательность элементов, он знает, как соединять эти элементы, чтобы получались молекулы, как из этих молекул выстраивать нормальную политическую жизнь, то есть такую политическую материю государства. И первое, что он стал делать, чтобы погасить Болотную площадь, он стал способствовать появлению ряда законов, которые ограничивали безумство толпы, привели в порядок процедуру собраний и митингов, упорядочили…
М. Королёва: — Ну, «привели в порядок» — это, практически, запретили, да?
А. Проханов: — Упорядочили процесс собрания митингов. И это несколько укротило безумие людей, которые могли высыпать где угодно, когда угодно, в каком угодно количестве.
Затем была проведена политическая реформа. Что такое политическая реформа, о которой мы с вами сегодня с таким упоением говорили? Этот огромный клубок, массив, наполнявший Болотную площадь, состоявший из националистов, империалистов, хасидов, либералов, демократов, гомосексуалистов был расщеплен на множество русел и капилляров. И он рассосался. Исчез вот этот мощный ком, гравитация. Это огромное такое политологическое достижение.
Далее. Одна часть вот этих болотных лидеров была посажена под арест, на замок. Некоторым надели на ноги браслет. Других перессорили между собой. И вся эта упоительная любовь…
М. Королёва: — Но вы же знаете, простите, что там, в основном, не лидеры, а просто участники.
А. Проханов: — И вся эта упоительная, братающаяся, стоящая на трибуне рать превратилась в ненавидящую друг друга стаю — они друг друга кусали, поносили. Одни убежали за границу, третьи здесь надулись и замолчали. Это огромный, тоже политологический эффект — рассорить вот эту консолидированную оппозицию.
М. Королёва: — Ну, то есть это заслуга Вячеслава Володина, да?
А. Проханов: — Далее, что стала делать власть? Она решила срочно установить баланс в обществе. В обществе, где доминировали либералы, доминировали их экспертные площадки, их издания, их политические и литературные клубы, власть открыла дорогу для патриотических структур, для патриотических лидеров. В частности, был создан Изборский клуб — в противовес, скажем, Валдайскому клубу, то есть патриотическим интеллектуалам позволили собраться в единство…
