– Уши заткни, рот открой! – заорал он ничего не понимающему товарищу, укладывая кожух ствола ему на плечо и опускаясь на колено. – И не дергайся, дай прицелиться! Не боись, летун, все путем будет.
Выбрав из двух самолетов тот, что как раз развернулся и заходил на атаку, прикинул упреждение и плавно потянул спуск, сжигая ленту одной длинной очередью и корректируя прицел по мере приближения цели. Понять, попал ли, на таком расстоянии было невозможно, но парень не сомневался, что как минимум один раз очередь пересеклась с фюзеляжем «мессера», перечеркнув его по диагонали, от капота до пилотской кабины. Пулеметы истребителя внезапно осеклись, и строчка земляных фонтанчиков не добралась до окаменевшего от ужаса Борисова буквально метров пяти. С воем пронесшись над головой, самолет отчего-то не стал разворачиваться, начав набирать высоту. Вот только как-то… ну, неуверенно, что ли? Словно пилот внезапно разучился летать. Или ему стало тяжело управлять машиной. Неужели зацепил-таки фрица?!
Второй дал по опушке еще несколько очередей, но продолжать атаку не стал, потянувшись следом за товарищем. Длинно выдохнув и поймав себя на мысли, что все эти бесконечно долгие секунды вовсе не дышал, Леха разжал сведенную судорогой ладонь, выпуская пистолетную рукоятку «МГ», и снял оружие с плеча летуна. Похоже, все, не стали фрицы и дальше рисковать. Не понравилось им, видите ли, когда ответка из пулемета прилетела! Эх, жаль, что не сбил гада! Как бы красиво звучало: «Сержант запаса Алексей Степанов, проявив боевую инициативу и незаурядную сноровку, уничтожил из трофейного пулемета истребитель противника!» Ладно, сочтемся позже… Ух ты, а это чего?!
Обстрелянный «мессер» вдруг заметно вильнул в сторону, попытался вернуться на курс, но клюнул носом – и понесся к земле. Несколько мгновений – и самолет зацепил крыльями верхушки деревьев, разбрасывая клочья изодранного дюраля, и скрылся из виду. Секундой спустя над лесом лениво поднялся клуб жирного черного дыма и донесся приглушенный расстоянием гул не особенно и мощного взрыва. Ни хрена себе…
Парень растерянно поглядел на летуна, глаза которого были похожи на пятирублевые монеты. И тут Борисова неожиданно прорвало:
– Леха, ты видал, а?! Нет, ты видал?! Это ж ты его сбил! Из пулемета, одной очередью! Сбил суку, сбил! – Борисов принялся трясти его за плечи, продолжая нести какую-то бессвязную чушь насчет «сбитой фашистской сволочи». Но десантник его уже не слушал, ощущая, как накатывает какая-то вязкая слабость и начинают дрожать руки. Как подбежавшие красноармейцы хлопали его по плечам, о чем-то спрашивали (кажется, он даже что-то отвечал) и вели их в лес, он почти не запомнил, на полном автомате передвигая ноги. На этот раз отходняк накрыл его по полной…
* * *
В себя парень пришел, подавившись спиртом: видя состояние товарища, летун сунул ему фляжку, к которой тот основательно и приложился, лишь на третьем глотке осознав, что льющаяся в глотку жидкость – отнюдь не вода. Продышавшись и утерев выступившие слезы, Алексей вдоволь напился воды, успокаивая пылающее горло, показал виновато отводящему взгляд Борисову кулак и понял, что отпустило. Можно жить дальше.
Несколько секунд въезжал в окружающую обстановку, осматриваясь и слушая торопливые объяснения Василия. Летун в отличие от него, наоборот, пребывал в эйфории от удачной посадки и спасения от, казалось, неминуемой смерти и тараторил без умолку. Обстановка в целом радовала: во-первых, они были среди своих, во-вторых, пленный и портфель не пострадали. Фон Грисенбек, правда, пока не очнулся, но особых опасений это у Лехи не вызывало: не так уж и сильно он башкой приложился, выживет, никуда не денется. «Шторьх», кстати, сгорел – то ли сам вспыхнул, недаром же бензином воняло, то ли немецкий пилот со злости полоснул по трофею из пулемета, – но сейчас самолетик жарко полыхал в трех десятках метров от лесной опушки. Даже жалко как-то, здорово он их выручил…
Правда, имелось еще и «в-третьих» – и это довольно сильно напрягало. В лесочке располагалась какая-то стрелковая часть, успевшая вчерашней ночью вырваться из окружения перед самым замыканием гитлеровцами очередного «колечка». Точнее, то, что от нее осталось после двухдневных боев и прорыва, – около полутора сотен бойцов, две «сорокапятки» с десятком снарядов и несколько прибившихся по дороге легких танков. Проблема крылась в том, что штаб в лице комбата, политрука и особиста уцелел в полном составе. И, со слов летуна, сейчас все трое прямо-таки жаждут с ними поговорить. И насчет трофейного самолета, и насчет бегства из немецкого тыла, и насчет пленного с его портфелем, и… вообще.
В принципе понятно, уж больно эффектно они им на голову свалились, причем в самом прямом смысле слова. На немецком самолете, с немецким майором в кабине, с немецким же оружием и ранцами. Глупо думать, что они с ходу поверят их рассказу, прямо скажем, весьма фантастическому, словно сошедшему со страниц приключенческого романа. И скакать от радости по поводу ценного пленного и секретных документов тоже вряд ли станут. Скорее тот же контрразведчик первым делом подумает, что все это – немецкая провокация с целью вброса нашим дезинформации. А они с летуном при таком раскладе – предатели и вражеские шпионы. Ведь на лбу у немца не написано, что он и на самом деле адъютант командующего группой армий «Север». В его личных документах-то наверняка указано, но опять же, как доказать, что это именно настоящие документы, а не фрицевская липа? Вот то-то и оно. Самое смешное, нет никакой гарантии, что они вообще поймут, что фон Лееб – не просто один из многих германских генералов, а весьма серьезная фигура, одна из ключевых для лета – осени сорок первого. И его порученец с целым портфелем неких бумаг – тоже весьма серьезный улов. Война-то всего неделю идет, откуда им такие подробности знать? В штабе-то разберутся, конечно, но до штаба еще добраться нужно и пленного живым довести. Даже не столько пленного, сколько портфель. Хотя, если поглядеть с другой стороны, они с Васькой, как ни крути, герои. И если все пройдет более-менее гладко, лучшего способа легализоваться в этом времени просто не найти.
А ведь если так подумать, документы из портфеля могут многое изменить. Нет, избежать блокады Северной столицы вряд ли удастся. Даже почти наверняка не получится, не тот расклад сил. Но вот существенно снизить количество жертв – вполне. Например, начать массовую эвакуацию. Особенно детей – поголовно и в приказном порядке. Может, не сейчас, чуть позже, но вывезти всех. Плюс – тоже бабуля рассказывала – огромное количество жертв блокады составляли беженцы из Ленинградской области, которых можно направить куда-нибудь к Вологде, а не в город. А сотни тысяч строителей Лужского оборонительного рубежа? Тоже отправить в тыл, придумав соответствующую легенду, мол, и там есть где оборону крепить.
Ну, и чисто военные мероприятия – минирование мест, удобных для размещения дальнобойной артиллерии, ведущей обстрелы Ленинграда. Минные ловушки на местах переправ и бродов, которых именно на юге области просто немерено. Остановить фрицев это не остановит, но задержит точно. А это и лишние потери у гитлеровцев, и дополнительное время на эвакуацию мирного населения. Если все так и будет, глядишь, и не придется его бабушке детишек истощенных по Дороге жизни вывозить, каждую минуту рискуя вместе с машиной под ладожский лед провалиться. И ноги не отморозит, когда полуторка все-таки провалится в пробитую немецкой авиабомбой полынью…
