С посадочной площадкой особых проблем не возникло: не прошло и пяти минут, как летун высмотрел впереди подходящую прогалину длиной добрых метров в сто и заложил разворот, собираясь облететь ее, убеждаясь, что посадка безопасна. Не ожидавший ничего подобного Леха едва не врезался в немца, успев в последний момент ухватиться за спинку пилотского кресла. Высказав все, что думает относительно пилотов-лихачей вообще и некоего сержанта Борисова в частности, десантник бросил взгляд сквозь плекс кабины. Бросил – и похолодел: мимо самолетика, значительно превосходя его в скорости, пронеслась хищная вытянутая тень со здоровенным крестом на фюзеляже. И еще одна такая же – с другой стороны. Вот так здрасьте, боялся, что наши случайно собьют, а прилетели совсем даже не наши! Не слишком искушенный в авиатехнике Степанов сразу узнал характерный силуэт «Bf-109», только сейчас врубившись, отчего советские пилоты называли его «худым».
Летун сдавленно выматерился, намертво вцепившись в штурвал, что-то испуганно вскрикнул пленный, мгновенно позабыв про мучившую его икоту, а немцы, выполнив эффектный разворот, устремились им в лоб. Передние кромки крыльев правого осветились желтоватыми вспышками, и мимо «Шторьха» протянулись дымные жгуты предупредительной очереди. Ну, это-то понятно: похоже, знают, суки, кто внутри, не хотят сразу сбивать. Значит, про угон самолета и захват пленного им уже сообщили. А чего хотят? Немец качнул крыльями, проносясь мимо; напарник повторил маневр. Снова развернувшись, «мессеры» нагнали «Шторьх», уравнивая скорость. Прекрасно различимый через остекление блистера пилот делал руками какие-то хитрые знаки Ваське – насколько понимал Степанов, приказывал разворачиваться и возвращаться обратно. А вот это хрен. Может, раскрыть форточку да долбануть из пулемета? С такого расстояния точно не промажет. Нет, глупо, даже если этого завалит, второй зайдет в хвост и с первой же очереди разнесет в клочья.
– Леша, что делать? – не оборачиваясь, спросил летун неестественно спокойным голосом. Поскольку времени на размышления не оставалось – времени вообще ни на что не оставалось, – Степанов ответил, постаравшись, чтобы прозвучало достаточно убедительно:
– Разворачивайся и делай вид, будто собираешься лететь обратно. Потом резко вниз и садись с ходу. Если повезет, успеем из самолета выскочить и до деревьев добежать, может, они не станут сразу стрелять. Да, и крыльями им, что ли, покачай, мол, все понял, подчиняюсь.
– А если станут?
– Если станут, то будет больно. – Ничего более умного в голову просто не пришло. – Не задавай дурацких вопросов, Вася. Не назад же, в самом деле, возвращаться? Что так, что эдак – нам однозначно каюк. Это вон немцу не все равно. Давай разворачивай таратайку.
– Держись крепче, – выдавил пилот. – Трясти будет сильно, почва неровная, а подбирать место поровнее некогда.
Самолетик качнул крыльями, заложил плавный вираж и развернулся. Фрицевских пилотов маневр удовлетворил – тот, что делал знаки, показал большой палец и махнул рукой вперед, указывая направление движения. И в этот момент Борисов сбросил скорость до минимума и подал штурвал от себя, переводя «Шторьх» в пологое пикирование. Не ожидавшие подобного «мессеры» промчались мимо – истребители просто не могли лететь на столь низкой скорости. Немец снова что-то закричал, однако Леха его не слушал, изо всех сил вцепившись в сиденье и упершись ногами в основание пилотского сиденья. Земля стремительно приближалась – уже можно было разглядеть отдельные кустики и невысокие кочки, во множестве усеивавшие поверхность лесной прогалины. Спустя еще несколько секунд колеса чиркнули по траве, и самолетик ощутимо подбросило кверху. Пассажиров, разумеется, тоже, и Степанов, едва не прикусив язык, успел пожалеть, что – в отличие от летуна – так и не удосужился разобраться с привязным ремнем. Хорошо, хоть в крышу кабины башкой не врезался, не хватало только вырубиться и пропустить самое интересное. Пленному повезло меньше: скованными руками держаться было сложно, и его со всей дури швырнуло сначала на борт, затем на пол. Что-то громко тарахтело, звенело, протяжно скрежетало и ломалось, однако легкий самолетик уже катился по земле, подскакивая на каждой неровности и нещадно мотаясь из стороны в сторону. Наконец мотор коротко взвыл, издал определенно непредусмотренный конструкцией сочный хруст и захлебнулся, лишь винт продолжал по инерции вертеться. Внезапно «Аист» сильно дернуло в сторону и развернуло поперек движения. Несколько мгновений казалось, что самолет перевернется, обломав крыло, но амортизаторы шасси справились, и он выпрямился, сильно качнувшись с боку на бок. Наступившая тишина казалось оглушительной, лишь негромко потрескивал, остывая, двигатель. Пахло дымом, перегретым маслом и немного бензином. Хреново. Валить отсюда нужно, да поскорей.
– Из машины! – рявкнул десантник, распахивая дверцу и нащупывая под сиденьем портфель. Пулемет? Нет, самому не утащить, оружием и шмотками пусть Васька займется.
Выскочив наружу, Леха ухватил потерявшего сознание фрица за ремни портупеи, вытаскивая его из кабины. Взвалив майора на плечи, подхватил драгоценный «чумадан» и торопливо порысил к лесу, успев крикнуть летуну, чтобы забрал пулемет и ранцы. Бежать было не столько тяжело, сколько до одури страшно: над головой разозленными мухами завывали моторы «мессеров», и он каждое мгновение ждал грохота выстрелов. В том, что особых шансов добраться под огнем до укрытия нет, Леха практически не сомневался: из головы не шли те самые, столь хорошо различимые с высоты стрелковые ячейки. Не промажут ведь, сволочи! Но пока немцы не стреляли, вероятно, боясь попасть в фон Грисенбека, который, сам того не зная, защищал похитителя собственным телом.
Когда до опушки осталось совсем недалеко, его догнал запыхавшийся летун, дышащий так, будто пробежал с полной выкладкой пару километров. И в этот момент фрицы решили, что уж лучше потерять высокопоставленного штабного офицера, пусть даже и личного адъютанта самого фон Лееба, чем отдать его в руки русской разведки, и сверху ударили первые очереди. Справа и слева протянулись невысокие фонтанчики выдранной пулями земли и травы. «Смотри-ка, – отрешенно подумал Степанов, на бегу поддергивая на плече тушку пленного, – прямо как в кино. Только у киношников еще дым откуда-то берется, хотя чему там в пулях взрываться?»
Над головой пронеслись, разворачиваясь для новой атаки, хищные тени: истребитель – это ж все-таки не вертолет, на месте замереть не может. Интересно, сколько им нужно времени, чтобы повторно зайти на цель, – две секунды, пять, больше? Хорошо, если больше, тут бежать-то всего ничего. Снова застрекотали пулеметы, однако в равномерный стук вдруг вклинились разрозненные одиночные выстрелы. Это еще что такое? Ах, вон оно как – из-под деревьев выбегали красноармейцы, торопливо припадали на колено и азартно палили по самолетам. Один из бойцов лупил в небо длинными очередями из «ДП-27», удерживая пулемет за сошки, что точности определенно не прибавляло. Вовремя вы подоспели, ребята, вот только толку от подобной стрельбы мало: низколетящую цель нужно встречать слитными залпами с учетом упреждения, а не палить кто куда. Но немцев отвлекли, за это спасибо!
Скинув майора на землю, Леха выдернул из рук летуна пулемет, припоминая, сколько патронов осталось в ленте. Вроде полная должна быть, перезарядившись в третий раз, он только одну короткую очередь выпустил, когда по тому фрицу у самолета стрелял.
