За спиной хозяина — деревянная беседка, рядом с ней дымящийся мангал, но гостям ясно, что их пригласили не на пикник, потому что на мангале — ничего похожего на шашлык. Взгляды перемещались с хозяина на ноутбук, — похоже, именно там пока скрывается сюрприз. Хозяин не спешил с началом представления.
Солнце, садящееся за спинами гостей, вдруг прорубило проем в строе расхристанных туч, и картина сделалась намного живописней. Засверкали стекла в доме, что стоял чуть ниже, почти на самом берегу реки, засверкала поверхность воды справа и слева от дома, что-то лихорадочное разлилось в жестком мартовском воздухе.
— Это давно нужно было сделать, — произнес хозяин спокойным, отстраненным, даже нездешним голосом. И это выходило у него само собой, без игры. — Мы неплохо поработали, и я благодарен вам, за то, что вы понимали меня и шли за мной. Но так не могло продолжаться до бесконечности. Не знаю — задавался ли кто-нибудь из вас вопросом, — а имеет ли он (он приставил к центру груди белый, острый палец) право стоять во главе нашего движения? И я не хочу дожидаться того момента, когда такие мысли у вас появятся. — Хозяин улыбнулся. — Не надо хмуриться. Будет весело. Прошу только об одном — верить мне: все, что здесь произойдет, результат длительного и ответственного размышления. По-другому просто нельзя. Я не могу не сделать того, что сейчас сделаю. Верьте мне — это не истерика, не тяга к дешевым — в данном случае очень недешевым — эффектам. Это сознательная, обдуманная жертва. Непонятно? Скоро будет понятно.
Хозяин снова улыбнулся, и даже подбадривающее подмигнул товарищам. Это их не порадовало, так мог бы подмигивать манекен.
— На него, — он ткнул пальцем в крышку ноутбука, — не пяльтесь. Он здесь неслучайно, но его час еще не пришел. А теперь — начинаем. Не бойтесь, представление не затянется, вся предварительная работа уже проделана. Смотрите и запоминайте.
Он развернулся и подошел к жаровне. Поднял с земли толстую связку каких-то прутьев, сунул в мангал, и вынул обратно уже в виде хорошо пылающего факела. Еще раз улыбнулся собравшимся и решительно направился к дому.
Гости начали переглядываться.
Хозяин шел по сухой, серой траве, огибая здание с правой стороны, оставляя за собой едва различимый в сияющем воздухе дымный след. Пламя факела было почти неразличимо и не выглядело угрожающе.
Гости продолжали переглядываться. Даже немного нарушили полукруглый строй.
Хозяин замер на секунду на фоне сверкающего речного потока и исчез из глаз.
Гости, медленно ступая, двинулись вслед за ним, подошли к жаровне и к беседке. Там на керамическом полу стояло большое пластмассовое ведро с замаринованным шашлыком, и две коробки с красным вином. Одна коробка была откупорена, а вынутая оттуда бутылка наполовину опорожнена. Перспектива предстоящей гулянки не обрадовала гостей.
Внезапно закрылись облачные створки у них за спиной, картина резко померкла. Но ненадолго.
Из-за дома, с той стороны, что была повернута к воде, взлетело несколько быстрых бликов.
— Господи! — вскрикнул кто-то.
Через несколько секунд абрис дома охватился ровным, непрерывным, разрастающимся красновато-нервным кантом.
Хозяин выбежал с левой стороны строения, все еще с головней, явно уже сделавшей свое дело. Он что-то закричал. Но его крик был сметен гулом пламени, обживающегося на обреченном доме.
— Он облил там все бензином, — сказал кто-то.
— Идиот!
— Сам ты… — послышалось в ответ.
Молодой человек с удлиненным черепом, весело задыхаясь, подбежал к своим растерянным и расстроенным соратникам, размазывая по лицу следы сажи. Некоторым из гостей было неловко, у других глаза восхищенно сияли.
— А теперь он! — крикнул человек в кимоно и подбежал к ноутбуку, открыл его. Вытер потный лоб, так что на лбу его остался черный иероглиф.
— Глядите! Похоже? Ведь похоже же!
На экране шел какой-то фильм. Сразу же стало очевидно, что поставленный хозяином дачи спектакль передразнивает это кино. Там тоже был человек в кимоно и горящий дом. Человек в кимоно бегал, потешно хромая, и с ним пытались сладить какие-то люди.
— Да, да, я же забыл! — закричал хозяин и побежал, преувеличенно прихрамывая вокруг беседки.
Гости и переглядывались, и пожимали плечами, и совершали другие действия, показывающие их отношение к происходящему.
— Поняли?! — кричал хромой бегун. — Поняли?! Без кино было нельзя, вышел бы просто поджог. И я всегда ненавидел позднего Тарковского. Всегда хотелось поджарить его за его болтовню. Как я хромаю, а?!
В этот момент дом вдруг страшно, всем телом захрустел, как огромный, выдираемый из челюсти зуб. Все перестали смотреть на бегуна, зрелище гибнущего в страшном восторге дома было сильнее. Лопнуло и вылетело осколками вперед окно в третьем этаже, и тут же выбило темечко постройки, а из образовавшейся дыры выбросился вертикальный фонтан огня и мелкого пылающего на лету имущества.
* * *
Я был уверен: все полупустые бутылки в номере Пятиплахова — декорация, вернее — реквизит. Ему зачем-то нужно создать образ спивающегося, несчастного генерала, отставленного от важных рычагов. А на самом деле там то же пойло, что и в его маленькой фляжке, с помощью которой он устроил мне маленькую амнезию на «Китеже». Но, проснувшись рано утром у себя дома — первый раз за столькие дни, — я с удивлением обнаружил, что все помню. Весь продемонстрированный мне список так и стоял перед глазами. Я бросился к столу: разумеется, этот документ надо было выудить из неустойчивой моей памяти и закрепить на бумаге. Академик Лихачев, писатели Астафьев и Эйдельман, почему-то в один и тот же день, Бадри Патаркацишвили, артист Абдулов… Труднее всего было правильно записать имена буддийских лам, а их было до десятка. Надеюсь, я их не сильно исказил. Из самых больших тузов — Андропов, Юрий Владимирович.
Состав был ошеломляющий, в некоторые имена просто не верилось. Тот же Андропов — он же страдал почками, а не нервами. Стоп, Марченко тоже утащили туда, хотя он всего лишь туберкулезник. Опять, стоп, он мог попасть в «Аркадию» как псих, больной туберкулезом. То, что он похож на психа, несомненно.
С другой стороны, с чего я решил, что эти «саркофаги» предназначены для взятия проб психического секрета? И вообще кто их видел кроме безумного Ипполита Игнатьевича?
Допустим, хам Пятиплахов сильно преувеличивает (на полях списка пригорюнилось с дюжину вопросительных знаков), все равно картинка вырастает ух ты какая! Даже если вычеркнем Сухорукова, Сабониса, генерала Шаманова, Никиту Михалкова, Александра Овечкина, Леонида Якубовича — когорта остается все равно крепкая.
Зазвонил телефон.
Я специально не включил телевизор, чтобы новая порция дурацких известий не сбила меня с исследовательского настроя.
Савушка.
Никогда мне не хотелось его послать так сильно, как сейчас. Даже там, в камере с гниющим провокатором. Но тем сильнее изобразил радость от его звонка. Мы в ответе за тех, кого соблазнили. Откровенно говоря, тогда, двадцать уже лет (с лишним) тому назад переспав с его будущей женой, я как бы усыновил Савушку. Мне стало стыдно, когда они поженились. Мне стало трудно общаться с Савушкой. Я почувствовал, что обязан его опекать. И ни разу после его женитьбы не покритиковал его убогие стишата. И от Надьки держался на предельно возможном расстоянии. Получается — мы скованы одной цепью. Я из химии угодил в журналистику, а Савушка — в литературу. Из всех десятков и десятков химиков, только мы двое перевалились в гуманитарную лодку. Просто перст какой-то. Сколько раз он мне говорил что это «не просто так», что «мы особенно душевно близки друг другу». Юмор скверный, да еще и черный.
