— А дедушка нашелся?
Я отрицательно помотал головой. Девочка прикончила еду и желала общаться. Она весело облизывалась.
— Ты знаешь, из чего делают соевые сосиски? — спросила она.
— Стой, мне надо позвонить. — Я не врал — подумал, что неплохо бы расспросить Сагдулаева насчет этой истории со взрывом финансового автобуса. Наверняка к ним уже поступили хотя бы интересные слухи. Мне хотелось получше подготовиться к разговору с подполковником. А что разговор предстоит, я не сомневался.
Сагдулаев оказался недоступен.
— Так надо же что-то делать! — сказала Майка.
Наверняка мой взгляд был и пустым и отсутствующим.
— Вот, — она достала из кармана куртки сложенную газету. — Помнишь?
Я взял: теплая, затертая газета. «МК».
— Поедем поговорим с ними.
— С кем?
Она предлагала пообщаться с музыкантами, избитыми на прошлой неделе в подземных переходах метро. Зачем? Во-первых, ей это было почему-то очень интересно. Она ждала новой встречи со мной, потому что «они» никто не согласились с ней этим заниматься. А одну ее не отпускают.
— Кто это «они»?
— А, не важно, — махнула она рукой.
— Но я тоже не хочу этим заниматься.
— Но надо же что-то делать. Можно поехать искать дедушку.
— И ты знаешь, где его искать?
— Да.
Я кивнул: говори!
— В том доме с вышкой.
Я вспомнил дом с вышкой и, надо сказать, ничего безумного в предположении девчонки не увидел. Если вся остальная поверхность нашего незнания о том, где он находится, была идеально гладкой, то в этом месте явно ощущалась микроскопическая шероховатость. «Почему мне самому это не пришло в голову?» — обычно говорят в таких ситуациях. Я ничего не сказал. Не дал Майке возможности подрасти в собственных глазах. С ней и так непросто. А уж с загордившейся, хапнувшей лидерство в нашем тандеме, намучаюсь. Но, с другой стороны, надо все обдумать: что за домик? Князь там какой-то мутный, Кувакин, сталинская шарашка, — уже набор для небольшого борща… Но, в самом деле, не сунешься же прямо сейчас к воротам — тук-тук, а не спрятался ли здесь у вас некий странный дедушка?
Надо подумать.
Попозже и вместе с компьютером. А девочку так и так надо чем-то занять.
— Поедем.
— К дедушке? — Она вскочила как какая-нибудь супервнучка.
— Нет, к музыкантам. Какой там поближе?
Она бросила взгляд на потертый газетный лист.
— Переход с Театральной на Охотный ряд.
За целый день работы мы нашли четверых.
Первый стоял на вершине длинного пологого подъема, по которому, тихо шаркая, брели с разной скоростью пассажиры. Он стоял перед распахнутым на полу футляром, и мастеровито наглаживал скрипку длинным смычком.
Я бросил червонец в кучку монет и мятых бумажек и остановился, дожидаясь конца композиции. Он сразу же оборвал исполнение и уставился на меня подозрительным взглядом.
— Что вам угодно?
Худой, длинный, очень похожий на скрипача скрипач.
— Я из газеты.
— На тебя было нападение, — тут же торопливо добавила Майка.
Ему явно не хотелось отвечать. Дурацкая история, чепуха какая-то. Ну, налетел вдруг какой-то мужчина. Кричал не по-нашему.
— Он вас ударил?
— Да нет, перед носом махал кулаками. И все кричал что-то по-итальянски, кажется. Или по-испански. И одет странно.
— А откуда он взялся?
Скрипач пожал плечами. Он не мог объяснить. Он не смотрит на идущих мимо, когда играет, часто глаза просто закрывает, чтобы сосредоточиться. Может, этот крикун выскочил из-за спины, а может, отделился от толпы, что плывет навстречу.
— И чем все кончилось?
— Да ничем. Я отвернулся и снова стал играть. Он выругался…
— По-нашему? — быстро спросила Майка.
— Н-нет, но было понятно, что выругался, драться лез.
— Да-а?
— Да ерунда. Ну, нос немного разбил. И его увели. Два милиционера, у них там дверь. Вон. — Он махнул смычком перед собой.
— Понятно, — сказал я, тоскуя от бессмысленности всего этого.
— А как одет? Ты сказал, одет был не так, — влезла снова Майка.
— Ну, странно. — Скрипач потрогал концом смычка щеку. — Черный балахон от шеи до ног. Только грязный очень, вернее — оборванный. Старое все, заношенное.
Это было непонятно, но переспрашивать было лень.
— А что это вас так заинтересовало?
— А кучу музыкантов в тот день побили, — ответила музыканту Майка.
— Меня не побили.
— Спасибо, — сказал я.
Указанная милицейская дверь была закрыта, чему я втайне был рад.
В переходе с Белорусской кольцевой на радиальную, возле суровых партизан никто в этот день не играл, хотя «МК» определенно указывал, что тут был инцидент. Неужели закончившийся трагически для исполнителя? Майка не приняла моей шутки, ее это расследование занимало всерьез.
С Белорусской мы отправились в подземный переход под Новым Арбатом. Тот, что ближе всего к Садовому Кольцу.
Вообще-то если рассуждать логически, то все открытое воздушное пространство города принадлежит всем гражданам в равной степени. Мне часто забредает в голову эта мысль. Почему отдельные граждане позволяют себе пытать всех прочих своим жутким пиликаньем и вытьем. И что самое фантастическое, получают за это деньги. Обычный нищий стоит в сторонке, его можно не увидеть, а побирушку музыканта не можешь не услышать, не бегать же мимо них, закрывая уши руками. Получается какой-то прямо налог на возможность пользоваться одним из органов моих же собственных чувств.
Некоторые улицы невозможно форсировать законным подземным образом, вырытые переходы захвачены звуковой заразой. Мучительнее всего — самозабвенные чистенькие старушки, выводящие почти правильными, но беспросветными голосами «Мой костер в тумане светит», и «Ту заводскую проходную, что в люди вывела меня».
На этот раз нас ждала встреча с пьяненькой шайкой из пяти парней, двух гитар двух девиц и большого количества пивных бутылок, стоявших и валявшихся вдоль стенки. Парень, ретиво рубивший по струнам, изображал какое-то англоязычное рычание, одна из девиц с беспредельно глупой улыбкой топталась в центре перехода, держа за козырек перевернутую бейсболку. Собирала дань с проходящих, великодушно прощая тех толстокожих, кто не хотел раскошеливаться за предоставленное искусство.
Я пустил вперед Майку. Вскоре мы разговорились с ними. Нет, сказали они, того, кого били, здесь сейчас нет. Он вообще скрипач. А где его найти? А идите к театру на тот Арбат, на Старый. А как его кличут? Нет, он не рокер и не курит, у него нет кликухи.
