Туннель был освещен. Немез вновь принюхалась, отделив богатый адреналином запах Рауля Эндимиона от прочих. Гиперионец явно нервничал. И он был то ли болен, то ли ранен – Немез уловила запах пота в сочетании с ультраморфом. Значит, именно Эндимиона лечила та самая доктор Молина, и кто-то подмешал прописанные ему лекарства в чай или кофе охранника-лузианина.
Немез переключилась и побежала по туннелю, освещенному мертвенно-бледными люм-шарами. Не важно, какая у Эндимиона фора по времени, – она его быстро догонит. Ей доставило бы удовольствие снести ему голову, не выходя из боевого режима – эта процедура показалась бы сторонним наблюдателям чем-то мистическим, произведенным невидимой рукой. Но от Рауля Эндимиона требовалась информация. Правда, для этого совершенно не нужно, чтобы он был в сознании. Проще всего разлучить его с приятелями, поместить внутрь того поля, которое окружает ее саму, всадить в мозг иглу, обездвижить, перенести на катер, сунуть в саркофаг, а потом рассыпаться в благодарностях перед полковником Винарой и генералом Солжниковым и пообещать, что они смогут допросить Рауля Эндимиона, когда корабль покинет орбиту планеты; а она пропустит в его мозг микроволокна, извлечет РНК и воспоминания. Эндимион больше не придет в себя – когда Немез узнает, что ей требуется, она убьет его и выкинет тело в космос. Ее цель – и цель ее клонов – найти девчонку по имени Энея.
Внезапно огни в туннеле погасли.
«Я же в боевом режиме, – подумала Немез. – Это невозможно». Ничто не могло произойти столь быстро.
Она резко затормозила. В туннеле стало темно, как беззвездной ночью, и даже максимальное увеличение не помогало. Немез переключилась на инфракрасный, обследовала туннель впереди и позади себя. Пусто. Раскрыв рот, она послала сонарный сигнал, сначала вперед, потом назад. Пусто… Ультразвук отразился от стен, не встретив других препятствий. Немез модифицировала силовое поле, чтобы послать сигнал радара в обоих направлениях. Туннель был пуст, вот только тянулся он на сотни километров во все стороны – настоящий лабиринт. В тридцати метрах впереди, за толстой металлической дверью, находился подземный гараж, где стояли какие-то машины и суетились люди.
Несколько озадаченная, Немез на мгновение вышла из боевого режима – проверить, почему погасли огни.
Прямо перед ней возникло нечто. У нее было меньше одной десятитысячной секунды, чтобы переключиться обратно. Четыре бронированных кулака ударили в нее с силой сотни тысяч копров. Ее отшвырнуло назад, к расколовшейся в щепки лестнице, она врезалась в каменную стену и вошла глубоко в камень.
Свет так и не зажегся.
За те двадцать стандартных дней, которые Великий Инквизитор провел на Марсе, он возненавидел красную планету сильнее, чем самый ад.
Каждый день над поверхностью планеты бушевали песчаные бури – самумы, как называли их местные. Несмотря на то что кардинал Мустафа и его спутники поселились в губернаторском дворце на окраине Сент-Малахи, несмотря на то что дворец был герметически ничем не хуже звездолета, а воздух в нем регулярно фильтровался, а в окнах стояли пятьдесят два слоя прочного пластика, а двери больше смахивали на шлюзы, песок все равно находил дорогу внутрь.
Принимая по утрам душ, Джон Доменико кардинал Мустафа с отвращением наблюдал, как стекают в слив красноватые от песка струи. Когда слуга помогал Великому Инквизитору одеваться – все одежды были свежевыстиранными и выглаженными, – на шелковых складках уже лежал слой песка. Во время завтрака – Мустафа завтракал в одиночестве в столовой губернатора – у него на зубах скрипел песок. Когда он вел допросы в просторной дворцовой зале для приемов, песок забирался под клобук Великого Инквизитора и под воротник, проникал в волосы и под аккуратно наманикюренные ногти.
Снаружи все было еще хуже. Скиммеры и наземные машины стояли без движения. Космопорт работал лишь несколько часов в день, в краткие промежутки затишья между бурями. Наземные машины скоро превратились в песчаные дюны, и даже хваленые фильтры не справлялись с песком, проникавшим в двигатели и – казалось бы – цельные модули. Связь со столицей поддерживалась лишь благодаря нескольким древним краулерам и роверам да термоядерным челнокам, доставлявшим провизию и свежую информацию, но, несмотря на все усилия, работа правительственной комиссии и военных зашла в тупик.
На пятый день самума пришло сообщение о нападении палестинцев на армейские базы на плато Фарсида. Майор Пиет, немногословный командир гарнизона, приказал своим солдатам и бойцам сил самообороны грузиться в краулеры и бронетранспортеры. На них напали в сотне километров от плато, и лишь половине отряда во главе с Пиетом удалось вернуться в Сент-Малахи.
В начале второй недели сообщили об атаках палестинцев на различные посты в обоих полушариях. С гарнизоном на Элладе была потеряна всякая связь, а гарнизон на Южном полюсе сообщил на «Джебраил», что не выдерживает натиска и собирается сдаться.
Губернатор Клэр Пало – она трудилась в крохотном кабинете, который раньше принадлежал одному из ее помощников, – после разговора с архиепископом Робсоном и Великим Инквизитором отправила в осажденный гарнизон термоядерное и плазменное оружие. Кардинал Мустафа также разрешил использовать огневую мощь «Джебраила», и лагерь палестинцев на Южном полюсе был уничтожен с орбиты. Силы самообороны, гарнизон Ордена, морпехи, швейцарские гвардйецы и коммандос Священной Канцелярии обороняли Сент-Малахи, в особенности – кафедральный собор и дворец губернатора. В условиях непрекращающейся бури любой местный житель, подходивший к городскому периметру ближе чем на восемь километров, если у него не было специального радиомаяка, уничтожался на месте, и лишь потом выяснялось, кто он такой и чего хотел. Некоторые оказались палестинскими партизанами.
– Самум не может длиться вечно, – проворчал командор Браунинг, глава личной охраны Великого Инквизитора.
– Он может дуть еще три или четыре стандартных месяца, – возразил майор Пиет, грудь которого была забинтована. – Или даже дольше.
Расследование Священной Канцелярии пока ни к чему не привело: полицейских, обнаруживших трупы в Арафат-каффиех, допросили вновь, с применением «правдосказа» и нейропроб, но они лишь подтвердили уже сказанное; судмедэксперты Канцелярии, трудившиеся бок о бок с коронерами из Сент-Малахи, сообщили, что ни один из трупов не подлежит воскрешению – Шрайк с корнем вырвал крестоформы; было решено с помощью автоматических зондов связаться с Пасемом, чтобы установить личности жертв и – что гораздо важнее – суть операции, которую проводил на Марсе «Опус Деи», используя сверхсовременный космопорт. Зонд вернулся через две недели по местному времени и доставил лишь сведения о мертвецах; никаких объяснений по поводу действий «Опус Деи» дано не было.
На пятнадцатый день самума, когда стали поступать сообщения о новых нападениях палестинцев на конвои и гарнизоны, после множества бессмысленных допросов, Великий Инквизитор с громадным облегчением узнал от капитана Уолмака, связавшегося с ним по тактическому каналу, что обстоятельства требуют его немедленного возвращения на орбиту.
