К его счастью, голубоглазая секретарша сидела на своем месте и снова что-то усердно выстукивала на клавиатуре компьютера.
– Доброе утро, – поприветствовал ее Родин, заглянув в приемную. – Хозяин, случайно, еще не вернулся?
Девица взглянула на него так, будто видела впервые.
– Я – Родин. Охранник. Вы меня на вторник к нему записали, – напомнил Михаил.
– А, понятно. Нет пока. Может, в понедельник будет, – снова углубилась она в работу.
– Я могу оставить ему заявление?
– Кладите, – кивнула секретарша на стол, заваленный бумагами.
– Это очень важно, – добавил он, протягивая ей распрямленный листок и недоверчиво глядя на тот бардак, что творился на ее рабочем столе.
– Кладите, – повысив голос, повторила девушка, стуча по клавиатуре. – Я все передам.
Михаил положил листок на общую кипу и вышел в некотором сомнении. Как можно разобраться в таком чудовищном беспорядке? Наверняка забудет или потеряет. Зато блондинка. Господам Хаджакисянам такие нравятся.
Когда вышел из головного офиса, пошел сильный дождь. Даже ливень, совсем не подходящий для глубокой осени. Идти на станцию под ним да по грунтовке расхотелось. Да и что это изменит? Василич все-таки важнее. И, прикрыв стриженую голову пакетом, Родин побежал к остановке. Автобус еще не уехал, водитель поджидал последних пассажиров от Зоринки.
Струи воды стекали по стеклам, не давая возможности что-то видеть за ними. Прогремел гром. Совсем как весной. Водитель включил радио и тронулся с места. Михаил под пение Аллы Пугачевой про последний поцелуй, прислонившись к холодному окну, прикорнул. «Сегодня непременно надо разыскать Василича и поговорить с врачами о его здоровье. Денег, конечно, маловато осталось, ну ничего, справимся», – думал он, засыпая.
Часа, ушедшего на дорогу, ему хватило вполне, чтобы чувствовать себя бодрым. Да и дождь к тому времени закончился. Михаил пересел на другой автобус и поехал в сторону шестой горбольницы. Удалось поспать еще около часа. Теперь уже совсем бодрячком он шагал к приемному отделению.
В отличие от неприветливой регистраторши во второй больнице, здесь его встретила милой улыбкой девушка в белом халате и шапочке, отороченной кружевом. Тем самым она больше походила на официантку, чем на работника клиники, внушая посетителям мнимый оптимизм. Но на его вопрос о Квасникове Александре Васильевиче она, сделав тут же скорбное выражение лица, сообщила, что он скончался от сердечной недостаточности. Сегодня в четыре утра. И добавила:
– Если вы хотите узнать что-то подробнее, обратитесь ко врачу Московкиной Наталье Павловне. Именно она была дежурной в эту ночь. Только она теперь будет через два дня. Утром сдала смену и уже ушла.
Михаил был ошеломлен этим известием, хоть и предполагал, что подобное возможно. Но так быстро! Он ничего не успел предпринять! Надо!.. Надо было ехать вместе с ним в «Скорой». Надо было проследить за врачами. Надо было наплевать на эту чертову товарку и быть рядом! Надо было… А вот теперь ничего не исправить. Смерть – дело непоправимое. Чувство глубокой вины навалилось как тяжелым грузом, мешая даже дышать. Он так и стоял молча, пытаясь переварить услышанное.
– Вам плохо? – участливо спросила девушка, выводя Родина из оцепенения. – Может быть, вам валосердин накапать? – И она стала усердно трясти пузырьком над маленьким стаканчиком. Видимо, это дежурное средство было тут заранее препасено для подобных случаев.
– Спасибо, не надо, – сухим голосом ответил Михаил. – А что мне делать дальше?
С таким случаем он столкнулся впервые. Когда умерла бабушка, все заботы взяла на себя мать. Ему оставалось лишь съездить на кладбище да посидеть и погоревать на поминках. Он совершенно не знал, что сейчас следует предпринять, ведь у Василича, кроме него, никого не было, не считая местных друзей-алкашей. Родин даже не знал, где найти его дочь, которая уже много лет с ним никак не общалась. Знал лишь город, но не адрес. Почему-то сразу подумалось о себе. И стало страшно. А кто сообщит его матери, если с ним самим чего случится? Или детям? И будет ли им вообще до него дело?
В этот момент до Родина доносились лишь обрывки фраз: «…из морга… справку о смерти… обратитесь в службу…»
– Простите, – очнулся от своих мыслей Михаил. – Вы не могли бы повторить?
Девушка терпеливо принялась объяснять ему заново, что нужно делать. Итак, теперь на него ложилась хоть и небольшая, но все же проблема. Одна надежда на похоронную службу, которая, как оказывается, сейчас все берет на себя. Даже первичные расходы. Он записал продиктованный ему номер одной из них, не надеясь в этот момент на свою феноменальную память.
Выйдя из приемного отделения, Михаил не сразу сообразил, в каком направлении двигаться. И собственная вина, и жалость к Василичу буквально оглушили его. Он сел на первую попавшуюся лавку, не замечая, что она мокрая, и закурил. Разговаривать с этой Московкиной он не станет. Что случилось, то случилось. И так понятно, что она ему скажет. Виноватых, кроме себя, искать бесполезно. Да и кто знает, Василич ведь и впрямь мог окончательно и бесповоротно подорвать свое здоровье так, что было уже поздно лечиться. А еще мысль о самом себе так и засела в Михаиле занозой.
Этот день ушел на приготовление к похоронам. Пришлось рыться в немногочисленных вещах соседа в поисках недостающих документов, которые запросили в похоронной службе, и более-менее приличной одежды. Оказалось, у Василича имелся двубортный костюм. Старомодный, но в данном случае вполне подходящий. Нашлась и некоторая сумма денег. В железной коробочке из-под чая. Именно ей и похвалялся Василич в последний раз, говоря, что богат. На сами похороны этого хватало. Но необходимо было организовать поминки. Но для кого? Михаил прекрасно себе представлял, кто придет помянуть старика. Только не дома! От них потом несколько дней не избавишься. Гулять будут по полной программе. Нужно снять помещение в столовой.
Родин нашел ближайшую к дому и узнал, что водку можно приносить свою, а поминальный обед будет стоить от двухсот рублей с человека. Смотря от количества и разнообразия еды. Не так уж и много, но где взять эти деньги? Пусть даже он и поработает завтра на товарке. Но это не больше полутора-двух тысяч. Да и то как повезет. А в понедельник уже похороны. Занять? Но у кого? У Наденьки? Этот вариант сразу отпадает. У Валентина или Степана? Можно попробовать. Но Михаилу даже в голову не пришло плюнуть на это мероприятие. Человека, каким бы он ни был, надо проводить с почестями. Тем более они не один год прожили под одной крышей. И никаких серьезных ссор и столкновений у них практически не было, не считая мелочей.
Спал он эту ночь плохо. Сказывалось нервное перенапряжение и то, что впервые за много лет он был в квартире один. Раньше за стеной всегда храпел Василич, иногда с Михаилом в кровати оказывались женщины, последнее же время под боком находилась Марина, не считая двух ночей. Но там он знал, что не останется один надолго. А вот теперь чувство полного одиночества обрушилось на него в этой скверной тишине. Новое ощущение было неприятно. Вроде люди кругом, но никому нет до тебя дела. Все чужие и не твои. Как будто ты оказался в другой стране, где даже местного языка не знаешь.
