Как устроить незабываемую корпоративную вечеринку
И вот менеджеры собираются после тяжелого рабочего дня в баре, жирные, тяжелые и малоподвижные менеджеры среднего звена, толкутся в баре, как тюлени, бьют ластами и издают резкие пронзительные звуки, перекрикивают музыкальные автоматы, топчутся возле караоке, мчатся, шлепая по полу своими ластами, в сортир. Хо-хо, говорят друг другу, как хорошо, что все мы здесь сегодня собрались, мы — менеджеры среднего звена, нам всегда есть о чем поговорить после напряженного рабочего дня, давайте, друзья, — говорят друг другу — о чем поговорим сегодня? О регби или о бабах? В задницу регби, протестующе машет ластами часть менеджеров. Давайте о бабах! Да-да, оживляются остальные менеджеры, давайте, давайте. И даже те, кто топчется возле караоке, оживляются. И даже те, что отвалили в сортир, мчатся назад, стуча ластами по полу. Ну что, говорим о бабах? — еще раз переспрашивает папа-тюлень. Да-да, еще раз, дважды за короткое время, оживляются менеджеры. И тогда папа-тюлень говорит им так:
Йо, — говорит он, — йо, друзья, что вы мне говорите, какие бабы? — говорит он, — о чем речь, я знаю о бабах все, и я могу вам рассказать. Потому что я знаю о бабах все. И знаете, почему я знаю о них все? Потому что я смотрю на бабу и уже знаю, чего она хочет, я всегда знаю, чего она хочет. Йо! И вот со мной случается такая история — захожу я в соседний бар, я всегда знаю, чего я хочу, вы ж меня знаете, и я подхожу к бармену и так говорю ему — йо, парень, мне как всегда, ладно? Что — как всегда? — не понимает этот молокосос.
Ну, меня таким не проймешь, я знаю, что почем в этой жизни. Я ему говорю, значит, так, парень, мне, как всегда, мой любимый крутой двойной сандвич с ветчиной. Вау — взвывают в один голос менеджеры и в восхищении бьют ластами по полу. Ага, — продолжает папа-тюлень, — именно так, йо, вы ж меня знаете, именно так. И тут этот ублюдок говорит мне: мужик, говорит, мужик, где это видано, чтобы в стриптиз-барах давали сандвичи с ветчиной? Но я знаю, что к чему, меня так просто не собьешь. Я ему на это отвечаю: вижу, — говорю, — парень, что ты себе на уме, ну что ж, пускай, пускай. Думаешь, ты самый умный, думаешь взять меня вот так просто за яйца, думаешь, ты такой умник? И тут ко мне подходит баба… Баба! — завывают менеджеры и нервно потирают ласты. Ага, баба! — торжествующе говорит папа, да-да, друзья, баба. Ну, вы меня знаете, я таких не пропускаю. Что, киска, говорю, что ты делаешь в этом свинарнике? Вообще-то, — говорит она, — я тут работаю, но если хочешь, можешь угостить меня выпивкой. Что ж говорю, ясно, что тут за порядки, вижу, мне мой сандвич таки не принесут, но хорошо, детка, что ты будешь? Пить буду, — говорит она, и если ты не последний дебил, то заплатишь за мою выпивку. Ну, мне дважды повторять не надо, я говорю бармену: парень, говорю, черт возьми, сделай все, как хочет моя девочка, ок? Ок, — говорит этот ублюдок, ок, и обращается к ней — тебе что, говорит, Маня, опять водяры? Водяры, — захлебываются от восторга менеджеры. Ага — водяры. Именно так. И вот я смотрю, как этот ублюдок крутится около моей девочки, и говорю, что, детка, было бы неплохо пересесть. И вот мы пересаживаемся, и она мне говорит: ты, — говорит она, — я вижу, добрый папочка, ага, — говорю, — йо, ты меня еще не знаешь, и тогда она касается моего ласта. О! о! о! — заводятся менеджеры. Да-да — касается моего ласта, и ее рука движется все ниже и ниже. Ниже! Ниже! — скандируют менеджеры. Да — все ниже и ниже, и когда уже ниже просто некуда. Некуда? — захлебываются менеджеры, да, когда ниже уже некуда, она вдруг подымает голову и произносит: слушай, — произносит она, — у тебя что, вообще никогда не стоит? А! а! а! — отчаянно и восхищенно стонут менеджеры. И вот это — моя история о бабах, друзья! — торжественно выкрикивает папа-тюлень. И тут уже все менеджеры среднего звена срываются со своих мест и кидаются кто к бару за новой выпивкой, кто к караоке бить ластами. А кто-то просто бежит в сортир, не в силах выдержать этого бесконечного и всеобъемлющего кайфа, и начинает насыпать прямо на умывальнике бесконечные белоснежные дороги, и движется этими дорогами, втягивая в себя магические кристаллы напряженного рабочего дня. И последним вбегает совсем юный менеджер, сын полка среднего звена, и он тоже хлопает своими ручками, своими ластами-недоростками, и кричит: и мне, друзья-менеджеры, и мне, мне тоже дайте. Но ему говорят: пошел в задницу, чувак, на сегодня всё, все дороги закрыты. Нет! — кричит он, — нет! как же это, я ж тоже слушал эту историю о бабах, меня сейчас просто разорвет, дайте хоть что-нибудь. И тогда старый мудрый тюлень высыпает что-то из своего кармана и говорит: давай, сынок, попробуй вот это, оно тебя вставит. Что это? — пугается сын полка. Порошок, — говорит тюлень. Какой порошок? — переспрашивает сын полка. Стиральный. Давай, сынок, это твой первый стиральный порошок. Сейчас тебя порвет. Сын полка подходит к умывальнику и думает: сейчас меня порвет. И менеджеры смотрят на него, прикрывшись ластами, и думают: о, сейчас его порвет, его порвет. И старый мудрый тюлень-пидарас подталкивает его к умывальнику и нежно шепчет, давай, бэби, давай, сейчас тебя порвет. И вот он наклоняется над умывальником и резко втягивает в себя все, что видит.
И тут его рвет.
И вот домохозяйка приходит в отдел социальной помощи и думает: ох, — думает, — я одинокая беременная домохозяйка, на что я могу рассчитывать? Ясное дело, мне никто не поможет, я не получу никакой социальной помощи. Кто бы мне ее оказал — эту социальную помощь? Все двери для меня закрыты, и каждый клерк думает лишь, как меня урыть. И тут она видит его. Ох, — думает, — ну да, конечно, разве что этот симпатичный молодой клерк сможет мне помочь. Видно, что система еще не выдавила из него остатки человечности, похоже, в нем еще осталось что-то живое. Может быть, у него тоже есть мама, может быть, она тоже была беременной, ну ясно — она наверняка когда-то была беременной, этим вот недоноском, к нему я и пойду. И она подходит к нему и говорит: ох, сынок, тебя мне сам бог послал. Кто послал? — не понимает клерк. Да-да, сынок, я-то знаю, именно ты мне и нужен. Ведь у тебя тоже есть мама. Мама? — не понимает клерк. Ну да, хорошо, говорит домохозяйка, я тебе как родному скажу — я домохозяйка, одинокая беременная домохозяйка, понимаешь, сынок, и я притащилась сюда не просто так, а за своей социальной помощью, и если ты, недоносок, тут сидишь, то, видимо, тебе и отвечать за социальную помощь одиноким беременным домохозяйкам. А он ей на это и говорит: значит, так, мэм, все понятно, давайте будем решать вашу проблему. Вот, сынок, — говорит она, — тебя мне точно сам бог послал. Мэм, — отвечает он на это, — никто меня никуда не слал, давайте так, мэм, давайте договоримся сразу — никто меня никуда не слал. Ладно? Ладно, — говорит она недовольно. Так что там с моей социальной помощью? Значит, так, — говорит клерк, — с помощью. Давайте будем решать вашу проблему. Давайте, — соглашается она. Давайте, — говорит он. Ну давайте, — не возражает она. Значит, так, — говорит он, — значит, вы — одинокая беременная домохозяйка. Одинокая, сынок, — отвечает она. И вы пришли в наш отдел? — продолжает он. Пришла, сынок, — отвечает она. И вам нужна социальная помощь? — уточняет он на всякий случай. Ес, сынок, ес, — поддакивает она, — социальная помощь. А мы не дадим вам социальной помощи, — говорит он и выходит из кабинета. Фак! — говорит она и выходит за ним.
