Знаешь, в жизни часто происходят сцены настолько нежизненные, что даже не знаешь, как их воспринимать, то есть не то чтобы такие вещи не могли бы в жизни случиться, могли, конечно, просто выглядят они настолько по-идиотски, что и говорить про них не хочется. Вот мокрым мартовским утром на заснеженной мостовой перед фастфудом лежит чувак, внешне очень похожий на покойного, царство ему небесное, Джона Леннона, а рядом с ним валяются его круглые очки, они теперь выглядят точно так, как на плакате памяти настоящего Джона Леннона — треснутое стекло и капельки крови, только кровь эта была из носа моего приятеля, как будто бы сумасшедший Марк Дэвид Чэпмен в далеком 1980 году не застрелил горемычного Джона Винстона, а набил ему морду на глазах косоглазой художницы-концептуалистки Йоко Оно. Тут вместо косоглазой Йоко Оно был я, так что я и поднял своего приятеля да и потащил его домой. В этой битве мы потерпели поражение, и сказать туркам нам было больше нечего.
На третьи сутки, то есть в понедельник утром, согласно законам биологии, индус начал вонять. Все воскресенье он то приходил в сознание, то, выпив очередное пиво, снова впадал в беззаботный сон, пиво уплывало вместе с уикэндом, Джон Леннон сидел на кухне с набитой мордой, я целый день пытался выйти наружу и поехать домой, но ни сил, ни отваги мне не хватало. С индусом надо было что-то делать. Сегодня понедельник, говорит Джон Леннон, может, отвезем его в университет? как же мы его отвезем? спрашиваю я, он же воняет, но тут его оставлять тоже нельзя, настаивает Леннон, у меня соседи, и мы берем нашего маленького шоколадного приятеля под руки и с отвращением тащим в метро, привозим под стены университета, кладем на его любимую лавку и быстро убегаем, чтобы никто ничего не заподозрил.
— Ну что — куда ты теперь? — спрашиваю.
— Не знаю, — отвечает Леннон, — пойду чего-нибудь куплю поесть. Ты спешишь? Пошли со мной.
И я опять плетусь за ним, мы заходим в какой-то супермаркет, потом в другой, Джон Леннон на самом деле ничего не покупает, но когда я собираюсь ехать домой, он обижается и просит зайти с ним в следующий магазин, видно, что он просто не хотел оставаться один, плохо ему, наверное, было, представляешь, вот передвигается он так по жизни, сам не зная для чего, а тут такой случай передвигаться с кем-то еще, я его в принципе понимал, после этого он затаскивает меня в большой музыкальный магазин и находит там записи Бади Рича, смотри, говорит «Биг Мак», тут есть «Биг Мак», мы должны это взять, у меня, говорю, денег почти нет, ничего, говорит Джон Леннон, мы его украдем, и он незаметно срывает с диска пластиковую обертку вместе с электронным кодом и засовывает диск себе в карман. Ты что, идиот, говорю я ему, тут везде камеры, ничего, не бойся, смеется он, что значит не бойся, говорю я, это тебе ничего не будет — дадут еще раз по голове, так тебе это даже не навредит, а меня просто выбросят из вашей страны и больше никогда не впустят! Ты конформист, обижается он, пошел на хуй, отвечаю я ему и быстро иду на выход. Подожди, кричит он мне в спину, бежит за мной к кассе, но тут его диск начинает пищать, видно, там был еще один код, который он не заметил, он останавливается и начинает удивленно оглядываться вокруг, мол, что за ерунда, что это во мне звенит, к нему движется охранник, но я уже выбегаю наружу и двигаюсь к подземке, мудак, просто мудак, какими кретинами наполняет Господь старые-добрые европейские города, с кем приходится общаться и пересекаться, вообще, что у нас общего с этим Джоном Винстоном Ленноном, кроме «Биг Мака» конечно, оʼкей, «Биг Мак» правда объединяет много чего в этой странной жизни, кто из нас, в конце концов, может сказать, что ни разу не облажался, судьба хитро и опытно расставляет свои ловушки, попробуй не попадись в них, если сможешь, толчешься себе, толчешься изо дня в день, и единственное, что можешь, это восторгаться удивительным замыслом небес, всеми их вывертами и деяниями, всеми их, в конце концов, творениями, такими как Джон Винстон Леннон, неплохой, в конце концов, парень, если бы еще он не находил на свою задницу столько неприятностей, ну, но это уж карма, это уж карма…
И я сажусь в метро и еду домой, после четырехдневного общения с друзьями мне хочется спать и есть, особенно хочется спать, поэтому я засыпаю прямо в вагоне и просыпаюсь только на Дунае, давно проехав свою остановку. Домой возвращаться не хочется, поэтому я выхожу на улицу и забредаю в огромных размеров, в несколько кварталов, торговый центр, нахожу там тоже огромный, на двадцать залов, кинотеатр, выскребаю остатки денег и покупаю билет на какую-то детскую анимацию. Побродив по коридорам, нахожу свой девятнадцатый зал, в котором сидит одна-единственная пенсионерка, сажусь в первый ряд и сразу же засыпаю.
Иногда мне кажется, что я трачу бо́льшую часть своего времени на ненужное мне общение с левыми и неинтересными мне людьми. Вещи не всегда кажутся необходимыми, а поступки и действия оправданными, часто думаешь: зачем все это, видишь, мне не всегда хватает терпения, чтобы свести вместе все, что со мной происходит, тогда я просто жду, когда все соберется само собой, как правило, так и происходит, жизнь на самом деле очень простая вещь, ты просто плывешь по этой реке, не пытаясь кого-то потопить, плывешь себе, вглядываясь в прозрачные воды, и иногда, если смотреть внимательней, действительно может показаться, что ты видишь, что́ там, на самом дне, хотя на самом деле там ничего нет.
Меня разбудила пенсионерка, которая вместе со мной смотрела фильм, юноша, говорит, вставайте, фильм закончился, и направляется к выходу, спасибо, говорю я ей вслед и думаю, что делать дальше, оглядываюсь в пустом зале и вижу сбоку рядом с экраном еще один, видимо запасной, выход, и поскольку за мной все равно никто не следит, выхожу через него.
За дверью оказывается лестница, наверное, это такой пожарный выход, тут совсем пусто и не совсем чисто, я думаю вернуться назад в зал, но потом решаю спуститься по этой лестнице, все равно, даже если кто-то тут меня встретит, скажу, что заблудился, решаю себе и иду вниз. Этажом ниже возле металлической двери стоит стул, на нем лежит порнографический глянцевый журнал и большой мобильный телефон в кожаном футляре, наверное, тут сидит охранник, и вот сейчас он куда-то отошел, может, отлить, сейчас вернется, застанет меня тут и надает по башке, как какому-нибудь Джону Леннону, думаю я и, вспомнив про Леннона, быстро подхожу к стулу, хватаю телефон, сбегаю по лестнице вниз, нахожу широкую дверь, толкаю ее и оказываюсь на улице.
Через пять минут, когда я уже сидел на лавке рядом с торговым центром, зазвонил телефон.
— Кто вы? — спросили меня.
— А вы?
— Я владелец телефона.
— Очень приятно, — говорю. — А что вам нужно?
— Верните мне мой телефон!
— Вы знаете, — говорю, — я боюсь, что вы меня сдадите полиции. Попробуйте купить себе новый. А этот я выброшу.
— Куда выбросите?
— Ну, не знаю. В урну, должно быть.
— Мой телефон — в урну? Вот говно! — Похоже, владелец телефона обиделся.
Я выключил телефон, подошел к ближайшей мусорной корзине и бросил трубку туда. Потом вернулся в торговый центр, минут пятнадцать потоптался возле витрин и пошел в метро. Прохожу еще раз мимо урны, слышу — телефон продолжает звенеть. Так странно, представляешь — утро, солнце из-за туч вышло, вокруг какие-то люди снуют, никто на этот долбаный телефон и внимания не обращает, я сначала даже забыл, что это я его туда бросил, иду себе по улице, и вдруг из урны начинает телефон звонить. Я даже сначала подумал — неужели никто не поднимет трубку, представляешь?
