– А-а-а, это холодильник! Сюда мы кладём продукты на хранение. Пойманную рыбу чистим и там же складываем. Двое суток она замечательно хранится даже в летние жаркие дни.
Я набрал воды в казан, подцепил на треногу, развёл костёр. Андрей в это время разделывал рыбу. Он отсёк от сазана голову так, что передние плавники остались нетронутыми, предварительно счистил чешую миллиметров на 50–80 от головы и под плавниками. Также снял с хвоста чешую, вырвал жабры, отсёк хвост – всё это он сложил в ведро с водой. Разрезать он стал не по брюху, а по спине. Оттуда вынул внутренности и промыл. Рядом с ним стоял тазик, куда он и положил рыбу. Так же он поступил с остальными. Я смотрю и думаю: куда столько рыбы? Голова и хвосты сазанов, да ещё и соминая голова. Я решил промолчать, видно было – человек знает, что делает. Все головы он тщательно промыл, тщательно вырезал жабры. А я всё это время наблюдал за ним. Подал мне тазик и сказал, что когда вода закипит, запустить головы и хвосты. Я спросил, поместится ли столько, на что он утвердительно кивнул головой.
Дальше он достал какой-то мешок из рюкзака. Я понял, что это соль. Он разложил холщовую тряпочку, положил туда тушку сазана, посыпал солью. Затем достал укроп, порезал и положил вовнутрь. Сложил, завернул в тряпочку и убрал в полиэтиленовый пакет. Так он проделал со всеми сазанами. Уложив всё в пакет, он унёс это в тот «холодильник».
Затем принялся разделывать сома. Здесь он поступил по-другому: выделил хребет, стал разрезать на куски, сделав, таким образом, филе. Так же, как и в прошлый раз, он засолил кусочки, но теперь не свежим укропом, а семенами укропа. И так же всё уложил в холщовые тряпочки и пакетики, которые он сложил в большой кулёк, после чего отнёс в холодильник. Хребты он разрезал на несколько частей и передал мне, сказав, чтобы это я тоже положил в уху.
Вода закипела, и я опустил туда рыбу. Пока варилась рыба, я снимал с воды пену, также добавил ингредиенты, какие обычно клал брат. Когда уха, на мой взгляд, была уже готова, я пошёл к машине и достал бутылку водки. Андрей странно посмотрел на меня. Мы на тот момент перешли уже на ты, а тут он вдруг обратился ко мне на вы, по имени-отчеству.
– Можно вас попросить не добавлять водку в уху, – извинившись, сказал он.
Я удивился, мне казалось, что все так уже давно готовят. Но раз Андрей не хочет, я поставил её на стол. Настаивать не стал. Уха готова, начал разливать. Стал открывать водку, а он опять извиняется и просит ему не наливать. Я удивился ещё больше – на вид здоровый мужчина, на больного не похож.
– А что так?
– Да вы знаете, я не употребляю её.
– Что, совсем?
– Когда-то много употреблял, а сейчас даже видеть её не могу. Отвращение вызывает.
Делать нечего: раз человек не может видеть, я убрал её обратно в машину. Однажды я такое слышал от попутчика в поезде. Он тоже рассказывал, как в его колхозе появился человек, который двумя-тремя фразами отучил его от водки.
Он попросил не обижаться из-за отказа.
– Дело всё в том, что когда я в школе учился, я очень хорошо играл в футбол…
…Уже в 10 классе меня взяли в хорошую команду. Я прочитал как-то, что Стрельцов, игравший в «Торпедо», сломал себе карьеру, попав в тюрьму. И говорят, что он так владел мячом, что мог запросто в форточку попасть. Мне эта фраза очень понравилась, и я стал отрабатывать удары на меткость. У меня это получалось, я с одиннадцатиметрового в ворота в девятку бил. Практически не брались мои мячи. Ни один вратарь, не знаю, смог бы Яшин взять… Но никто из знакомых вратарей не мог отразить мой удар, потому что я прямо впритирку попадал всегда. Футбол – игра такая… Короче, связку порвал, травму получил. Один раз, второй раз. Два-три месяца каждый раз приходилось ногу лечить. А потом, не скажу, что выгнали, но смысла в команде меня держать уже не было. Поскольку футболист, который не может бегать, – не футболист. Списали меня. В футбол я перестал играть, пошёл на курсы шофёров. И в это время немного пристрастился выпивать. То пивка, то водочки. Получил удостоверение шофёра третьего класса, устроился на работу. Тогда я окончательно пристрастился к алкоголю… Что для шофёра водка? Это штрафы… А через некоторое время у меня и вовсе отобрали права.
Это сейчас говорят «бомжи». А тогда их называли тунеядцами. В парке у нас было одно кафе – «Голубой Дунай». И вот мы, алкаши, лодыри, будем говорить, там и собирались компанией. Иногда где-то удавалось подработать, мы и шли пропивать. Были у нас и такие, которые умудрялись красть, кому-то в карман залезть или выпросить у работающих людей, которые приходили туда с получки. Иногда давали, иногда нет. И драки были. К этому времени у меня мама умерла. Я продал её дом, а деньги все пропил. В карты играл. У меня даже неплохо получалось. Мог в очко передернуть, умел определять, когда человек блефует. Когда начали уже руки трястись, пару раз передернул так, что было заметно. Побили меня тогда за жульничество. А потом с трясущимися руками уже не в карты играть… Пропил я дом. И как-то раз, когда я опять околачивался возле этого «Дуная», хотелось хотя бы кружку пива выпить – опохмелиться. Смотрю: по аллее идёт мужчина с тростью в чистеньком костюме, белой рубашке и галстуке. Он зашёл в «Голубой Дунай», попросил минеральной воды. Достал кошелёк, а там денег очень много было. Я подумал: раз богатый человек, то, может, угостит пивком. Я попросил его, а он так на меня посмотрел… И со словами: «Нет, не угощу» – взял бутылку минеральной воды и отошёл к столику. «Ах ты, гад такой, – думаю. – Интеллигент тоже! Полный кошелёк денег, и пожалел на кружку пива…». Такая злость меня взяла! Думаю, сейчас бы дать тебе по голове и забрать все деньги. И так в меня эта мысль врезалась! Думаю: «А что? Сейчас я так и сделаю!»
Я вышел из кафе, а там неподалёку валялись кирпичи. Я взял полкирпича и думаю: «Вот он сейчас выйдет, я ему шмякну и заберу его кошелёк», – спрятался за дерево и стал ждать. Он тем временем вышел и спокойно пошёл по дорожке. Я глянул – никого. Я пошёл быстрее, нагнал его, поднял кирпич и замахнулся…
Не знаю, то ли у него глаза были на затылке, то ли ещё что-то, но он, не оборачиваясь, раз – и мне подставил свою трость, а на конце трости у него лезвие. Упёр он мне его прямо в грудь – в сердце, и я вдохнуть не могу. Вдыхаю, а оно меня колет.
– Ты что-то хотел сказать?
А что я скажу, когда у меня рука над головой с кирпичом. Я стою и не могу дышать. Только вдыхаю, а лезвие мне прямо в грудь колет.
– Ну, опусти кирпич, что ты его держишь.
Я бросил кирпич. Руки трясутся, ещё бы, чуть человека не ударил. Мог и убить…
А он так на меня посмотрел и говорит:
– Пьёшь?
– Пью.
– Больше пить не будешь.
Опустил трость, что-то щёлкнуло, лезвие спряталось. Он достал кошелёк, оттуда взял деньги, не дал мне, а бросил.
– На, иди, выпей!
Повернулся и пошёл не оглядываясь.
А меня такое зло опять взяло! Надо всё-таки его было кирпичом! Ведь не дал в руки, а швырнул, как собаке.
