Так протекала жизнь. Как-то после свадьбы, когда на второй день я не пришла, ко мне вечером постучался Степан:
– Майя, Майя, очень срочно надо.
Я открываю дверь, а там целая толпа в пять человек во главе со Степаном. Все подвыпившие, весёлые, бодрые. Степан говорит, что так, мол, и так, мы решили устроить свадьбу.
– Очень хорошо, а почему вы ко мне пришли? – спрашиваю я его.
– Как почему?! Мы прямо сейчас и устроим свадьбу.
– Да здесь вроде бы и не с кем!
– Ты невеста, я жених, вот сейчас будет свадьба.
– А чего? Кровать хорошая, вот и будет на кровати свадьба, а мы, свидетели, если надо – и свечку подержим, – затараторили его дружки. Уж если наш атаман не справится, мы ему не позволим за борт бросать, мы поможем. Вон нас сколько, казаков, так что не стесняйся, можешь раздеваться, мы и отворачиваться не будем. Готовься к свадьбе!
Я вначале думала, что это просто грубая шутка.
– Уходите отсюда! – говорю им.
– Ну, если мы пришли, то зачем мы будем уходить?
– Давай я помогу тебе раздеться, – предложил Степан.
Я ему так «помогла», что он скрутился, схватился за своё одно место, чтобы не давать поводов двоим другим, я одного в голову, а другого в печень ударила. Когда и эти свалились, то оставшиеся двое опешили.
– Да я тебя сейчас! – закричал Степан и бросился на меня. Замахнулся, а я ему руку вывернуть успела. Он заорал, а я ему говорю:
– Что-то не похоже, чтобы Стенька Разин кричал. Его даже когда за ребро вешали, и то ни звука не произнёс, а ты, атаман? Прикажи своим холуям, чтобы они этот мусор отсюда забрали и уметались, иначе лягут тоже здесь в ряд.
Я отпустила руку так, чтобы он мог говорить.
– Возьмите их, – проговорил он.
Те кое-как подняли своих дружков. У того, которому по голове попало, кровь из носа течёт и изо рта. Кому по печени попала, тот вообще ртом дышит, не может разогнуться.
Эти двое их вытащили, а я Степана держала за руку. Он у меня на цыпочках, на пальчиках стоял, потом я его повела к двери, открыла дверь и говорю:
– Если ещё раз ты или кто-то из твоих друзей перешагнёт порог моего дома или камень в окно бросит, то все будут уроды. А чтобы ты запомнил, вот тебе!
Короче, я вывернула руку ему из сустава так, что порвались связки, он потерял сознание, а я его вытолкала. Он в клумбу, как мешок, и упал.
Я закрыла дверь, выключила свет и попыталась успокоиться. Потом стала смотреть в окно. Те двое подбежали, взяли Степана, отволокли его немного. Один куда-то отбежал, и немного погодя приехала скорая помощь, и всё улеглось. Я всю ночь не сомкнула глаз – так меня трясло.
Утром кое-как пошла на работу, у меня были первые уроки. После второго урока я зашла в учительскую, а там мне говорят:
– Ой, Майя, ты слышала, что случилось? Ты знаешь, что нашего атамана Стеньку-то изуродовали, да ещё двух человек изуродовал какой-то детина двухметрового роста. Мальчики шли, гуляли, а он налетел. Ты знаешь, это недалеко от твоего дома, не твой ли приятель изуродовал трёх казаков? Одному, понимаешь, печень разбил, ему всю ночь операцию делали, а второму челюсть поломал, зубы вылетели у него. А Стеньке руку вообще вывернул и связки порвал, говорят, чёрт те что! Не твой ли знакомый был? Говорят, два метра, здоровый детина, ужас как избил.
Я кое-как сдержалась.
– Да, интересно, а я и не слышала.
– Ну, как же, скорая помощь их забирала недалеко от твоего дома.
Короче, кое-как я отнекалась, что я ничего не знала и не видела, а у самой внутри всё трясётся: уж не переборщила ли я, когда с ними так обошлась? На следующий день в школу начальник милиции пришёл, о чём-то разговаривал с директором. У меня заканчивался третий урок, потом должен был быть перерыв, но ко мне подошёл директор и тихо сказал:
– Зайдите ко мне в кабинет, – а сам пошёл в другую сторону.
Я зашла в его кабинет, за столом сидел майор милиции, пожилой уже человек, я не знаю, сколько ему лет на самом деле, на вид я бы ему дала лет пятьдесят. Он вежливо поздоровался и сказал, обратившись ко мне, что был такой позавчера случай ночью, недалеко от моего дома, какой-то мужчина нанёс тяжёлые увечья трём людям, случайно, не мой ли знакомый? Я сказала, что знакомых таких не знаю, нет у меня здесь знакомых, которые уродовали бы людей.
– А к вам никто не приезжал?
– Нет, ко мне никто не приезжал.
Он очень внимательно смотрел на мои руки, мне хотелось их убрать почему-то.
– Извините, Майя Александровна, что я задаю такие вопросы, но мы потом ещё поговорим.
Прошло несколько дней. Я как всегда пришла из школы домой, пообедала и уже где-то к вечеру слышу какой-то шум на улице. Я сначала не придала этому значения, потом слышу, что шум усиливается. Я вышла и увидела, что недалеко от меня горит дом. Ты знаешь, в то время было очень много домов с соломенными крышами, так вот этот дом тоже был с соломенной крышей. Я знала хозяев, довольно интересные люди были. У них была трёхлетняя девочка, иногда она ко мне заходила, я с ней любила немного поболтать. Это не то, что сейчас, детей никуда не отпускают. Тогда в станице дети трёхлетнего возраста были сами себе хозяева.
Я вышла на улицу. Возле горящего дома трое мужчин пытались взломать дверь, но это у них никак не получалось. Я услышала, что внутри дома плакал ребёнок. Вокруг говорили:
– Родители уехали, дитё там сгорит. Крыша уже вся охвачена огнём!
В этот момент я представила, как эта девочка белокуренькая, на меня похожая в детстве, сейчас там, в огне, мается. У меня ноги сами побежали. Я побежала, прыгнула (правда, окна у них невысоко были), ногами выбила раму, влетела в комнату. Девочка сидела на кровати, плакала, забившись в уголок. Я взяла её на руки, она сразу схватила меня за шею руками. Я подхватила одеяло, накрыла голову себе и ей и выпрыгнула обратно. Когда выпрыгивала в окно, одеяло зацепилось за раму и преградило путь огню. Когда я выбила раму, естественно, туда попало много свежего воздуха, вся крыша поднялась столбом пламени, начала рушиться. Благодаря тому, что я прикрылась одеялом, ни я, ни девочка не пострадали. Там в окне это одеяло спасло нас от огня.
Я выпрыгнула, девочка цепко держалась за мою шею, народ стоял, молчал. Тут подбежала какая-то женщина, как оказалось позже, это была бабушка девочки, схватила эту самую девочку, стала обнимать. Народ стоял напряжённо, смотрел на меня, и вдруг я услышала, как кто-то сказал:
– Ведьма! Это ведьма!
Я не поняла, кому это говорили. Тут уже завизжали пожарные, подъехали две машины друг за другом, стали гасить пламя.
Я ушла домой, чтобы умыться и переодеться.
Когда я на следующее утро шла на работу, то все пожилые женщины, видевшие меня, крестились и переходили на другую сторону улицы. Я не понимала, в чём дело. Пришла в школу, как обычно, начала урок. Весь урок географии у седьмого класса я чувствовала напряжение, которое испытывали и я, и ученики. В учительской тоже царило непонятно что.
