– Побыл бы еще, – застенчиво предложил Василько.
– Ага, – подтвердил Всеволод.
– Исчо, – протянул маленький Юрьевич.
– Я бы с радостью, – улыбнулся чуть виновато Константин. – Но княжий долг требует. Надо воеводу своего догонять. Негоже, когда он один в грады чужие въезжать станет.
– Чтобы Русь единой стала, – кивнул Василько понимающе. – Тогда езжай.
Молодец, мальчишка! Здорово все запомнил!
– В гости скоро ли приедешь? – не удержался Всеволод.
– Пожалуй, по первопутку нагряну, – пообещал рязанский князь. – Я же столько всего интересного вам еще не рассказал.
Едва произнес это, как глаза у обоих загорелись радостно. Пришлось тут же зарубку в памяти сделать – умри, но выполни. Слово князя – золотое слово. Сам их этому учил. С тем и укатил вдогон за Вячеславом, который как раз из Смоленского княжества уже возвращался.
Оно тоже почти свободным оставалось. То есть почти, но не совсем. Земли удельного вяземского князя Андрея Долгая Рука, так же как и Дорогобуж, рязанские отряды заняли.
То же самое произошло и с Владимиро-Волынским княжеством. Территорий, принадлежавших молодому Даниилу Романовичу, рязанский князь не коснулся, зато владения погибшего Ингваря Луцкого и живого Александра Бельзского взял под свою руку, выйдя, таким образом, второй раз на границу с поляками.
Разница была лишь в том, что на севере, в районе глухих болот Полесья, Константин вышел на границу с князем Конрадом Мазовецким, приютившим Михаила Городненского, а заодно с Конрадом заполучил в соседи беспокойных ятвягов, воинственную литву и прочие дикие племена, населяющие Прибалтику. На юго-западе же с Рязанским княжеством теперь сошлись земли Малой Польши, где от такого соседства сразу стало неуютно в своем краковском замке князю Лешко I, прозванному Белым, – родному брату Конрада Мазовецкого.
В Чернигов Константин въезжал тоже с тяжким сердцем. Как ни крути, а траур в княжеском тереме – его работа. Говорить-то что угодно можно: сами, мол, полезли, сами мира упрямо не хотели. Короче, кругом они – не ты виноват. И все складно получается, все правдиво – не подкопаешься. Ну а теперь в глаза вдовам и сиротам загляни – повернется язык такое ляпнуть? То-то и оно. Лучше уж вовсе ничего не говорить, а еще лучше – вообще глаза не мозолить и даже не появляться поблизости. Только никуда не денешься – княжий долг обязывает самолично под свою руку принять черниговские земли.
Но и тут у Константина схитрить получилось. Решил он, что пусть их лучше подручник будущий принимает. К тому же должок за ним – из полона Ингваря вытащили, где тот сидел. Правда, полон тот – с подвалом Глебовым, что в Рязани был, – не сравнить. Одно лишь утеснение и было у Ингваря – выходить ему дальше двора никуда не позволялось. В остальном же – ешь, пей, гуляй, сколько твоей душе угодно.
Однако и с ним тоже не все ладно получалось. Вячеслав не доглядел, когда остатки княжеских ратей под Ростиславлем в пух и прах разносил, а предупредить некому было. Словом, не уцелел брат его Роман. Тело они, конечно, привезли в Чернигов. И мед для домовины нашли, чтобы не разложилось, и все остальное сделали честь по чести, но кому легче от того, что все приличия соблюдены?
Ингварь же молодцом оказался. Постояв возле колоды дубовой, в которой тело его брата покоилось, нашел в себе силы, чтобы рассудить здраво:
– Видать, доля его такая была.
И все. Только на мать покосился жалостливо, которая, стоя у гроба, ревмя ревела, да брату Давыду кивнул на нее, повелев, чтоб приглядел.
Разговор с Ингварем получился тоже на удивление быстрым. Да и ни к чему долго рассусоливать-то. Константин лишь спросил его на другой день после того, как тризна печальная прошла:
– Не передумал в сподручники ко мне идти?
– Нет.
– Тогда принимай княжение Черниговское. Роту завтра же при всем честном народе дашь, – и пояснил, хотя и без того понятно было: – Не хочу и дня лишнего здесь пробыть. Вроде и не виноват ни в чем, а… – и толкнул его в бок заговорщически: – Да ты и сам, поди, все понимаешь. Не маленький.
Ингварь лишь молча кивнул в ответ, весь погруженный в думы. Лишь спустя пару минут до него весь смысл сказанного дошел. Повернувшись к Константину, он недоверчиво поинтересовался:
– Княжество-то уж больно великое вручаешь.
– Княжество у меня так и осталось одно – Рязанское, – поправил тот. – Тебе же я лишь часть его вручу завтра в держание. Дани потом обговорим.
– А не боязно тебе? – спросил хитро Ингварь.
«Вот паршивец», – подумал князь.
– А тебе? – ответил он вопросом на вопрос.
– Мне – да. Есть немного, – честно сознался будущий черниговский наместник. – Но ничего. Давыд вон уже большой совсем. И умен не по годам. Если что – поможет.
– Да нет, – вздохнул Константин с сожалением. – Это ты ему, если что, помоги, – и пояснил: – Я твоему брату соседнее, Новгород-Северское княжество думаю дать. Как мыслишь – управится он?
Ингварь подумал немного. Дело-то и впрямь нешуточное. Получается, что на него теперь двойная ответственность ложится, потому что если он сейчас скажет «да», то вроде как поручителем за него будет.
– Управится, думаю, – решился все-таки ответить он.
– Вот и ладно, – обрадовался Константин и пожаловался: – Людей у меня не хватает. Земель много, а вот управлять ими некому. Ну да ничего. Это дело временное. И найду, и научу.
– Да, – согласился с ним Ингварь. – Раскинулось оно у тебя.
Впрочем, говорить «Рязанское княжество», начиная с лета 6727-го от сотворения мира, стали все реже. Намного чаще теперь слышалось иное, гораздо более уважительное и даже почтительное: «Рязанская Русь». Действительно, княжеству, которое имело территорию, чуть ли не втрое большую, чем владения всех остальных князей, не считая земель Новгорода, приличествовало уже иное название, посолиднее.
Морщились, когда слышали его, и Мстислав Романович Киевский, и особенно Владимир Рюрикович Смоленский, да и другие князья. А что делать? Не было уже в живых вдохновителя летнего похода Мстислава Святославовича Черниговского, как не было в живых и его сынов. Единственный из рода князей черниговских, который остался в живых после всех битв под Ростиславлем, Мстислав Давыдович, был отпущен Константином Рязанским и нашел свой приют у Мстислава Романовича Старого.
Тот скрепя сердце дал ему в удел небольшой городок Мозырь, стоящий почти на самой границе с бывшим Турово-Пинским княжеством, которое ныне также перешло под власть Рязани. Да и не мог молодой двадцатишестилетний Мстислав претендовать на большее, поскольку даже по великому лествичному праву, которое иногда еще вспоминали, если твой отец на престоле не сиживал, стало быть, ни тебе, ни потомству твоему там делать нечего. А у него не то чтобы отец, но и дед Олег Святославич в Чернигове не княжил, потому как слишком рано скончался.
