– Нарушили каноны, так сказать, – подтвердил Кардинал.
– Святой отец прав. Но не это главное, – солидно продолжил сэр Эшли, – главное, что этот русский посягнул на священное право собственности, вот на эту канарейку.
– Так, – сосредоточился Пахом, – с каких это пор канарейки стали принадлежать конкретному пугалу?
– С тех самых пор, мой клубящийся друг, как при помощи этого Ураганчика я её принёс из далёкого многоэтажного города в мои владения.
– Припоминаю, – наморщил лоб Пахом, – только, помнится мне, это была не птица-канарейка, а весьма красивая девица.
– Точно, кубыть-тудыть-мабуть, – заорал Иван, – Мэри это, Мэри! Любовь это моя ненаглядная, превращённая злыми силами в канарейку! Но я её всё равно люблю. Потому как вообще люблю птиц. Вот Глафира Матвевна подтвердит.
– Что скажешь, Матвевна? – строго спосил Пахом.
– Клянусь говорить правду, и только правду. Всё оно так есть, как говорит мой закадычный друган Иван.
– Большие Размеры, – чирикнула Мэри.
– Узнаю голос и ласковый, и томный, – вскинул брови Пахом. – Красивая была девица. А как он тебя в птичку-невеличку превратил? Из весьма крупной девицы?
– Как, как! – всплеснула крыльями Глафира. – При помощи зловредного джинна по кличке Соломон.
– И где этот Соломон, – спросил Пахом, – чтобы обратное превращение произвести?
Сэр Эшли зловеще улыбнулся и приказал Кардиналу:
– Доставьте, святой отец, бутыль уважаемому сэру Пахому для демонстрации джинна Соломона сэру Пахому.
Сложил руки Кардинал, поклонился, на секунду исчез и появился с бутылкой, из которой доносится храп. Сэр Эшли медленно вынул пробку и крикнул в горлышко:
– Соломон, по моему велению, по моему хотению, вылезай из бутылки!
– Я сплю, – донёсся из бутылки глухой голос, – разбудить через сто лет.
– Понял, – сказал сэр Эшли и вдруг резко затряс бутылку, перевернув её вверх дном. И из бутылки вывалился всклокоченный Соломон:
– Уже сто лет прошло?
– А как же! – притворно изумился сэр Эшли. – Точнее – сто один год три месяца и двенадцать дней.
– Ну, тогда ладно, – примирился Соломон, а потом грохнулся на колени и завопил: – Чего прикажешь, великий?
– Ой, что будет! – пролепетала Мелинда.
– Плохо будет, – подтвердил рыцарь Бродерик.
– Слушай, нигер, – шепнул Крис Джумбо, – по-моему, пора сваливать, а то вообще ног лишимся.
– Остановись, мой юный друг. Нельзя предавать друзей.
– Так ведь этот джинн нас не только ног лишит, но и жизни.
– Значит, двумя чёрными пугалами будет меньше.
А сэр Эшли, как будто услышав эти слова, потёр руки и со злобной усмешкой сказал:
– И не только чёрными, но и белыми. – И обратился к Соломону: – Значит, так, уважаемый Соломон, прежде всего я вас попрошу оставить этих пугал вообще без ног. Будьте любезны.
– Раз плюнуть, о великий, ноу проблем, – Соломон сплюнул – и все пугала оказались без ног, стоящими на том самом месте, откуда ноги растут.
– Я ж тебе говорил, нигер, – мрачно сказал Крис Джумбо, – теперь вообще без ног остались. Теперь волей-неволей будем держаться вместе, – и заорал: – Пугало пугалу – друг, товарищ и брат! Всех не перевешаешь!
– А вешать мы вас с почтенным Соломоном и не собираемся, – мягко сказал сэр Эшли.
– А что мы собираемся с ними делать, о великий? – спросил Соломон.
– А мы, то есть вы, почтенный Соломон, перенесёте их по месту прошлого проживания. Одного – в Россию, другого – в Африку, третьего – в Китай, четвёртую – в Бразилию, а рыцаря Бродерика за предательство одноногих пугал продайте на металлолом.
– Ас этим ветром что делать, о великий? – указал Соломон на Пахома.
– А этого… этого… – задумался сэр Эшли, – загони в бутылку на перевоспитание в тюремных условиях.
– Как так, великий, эта бутылка – мой, так сказать, дом. Я в нём живу, отдыхаю после ваших указаний.
– Не спорьте, уважаемый Соломон, мы вам другую бутылку найдём. Вон на берегу сколько пустых бутылок валяется. Какую вы предпочитаете: из-под виски, из-под джина или из-под «Шато-дю-Неф» 1897 года?
– До нашей эры? – с надеждой осведомился Соломон.
– Постараемся, уважаемый Соломон. Начинайте.
И тут Глафира и Мэри взлетели, схватили бутылку и бросили её Ивану. А Иван поймал бутылку и с яростным воплем разбил её о свою голову. Ну чисто десантник! А Пахом бросился на Соломона, сэра Эшли и Кардинала. Сэра Эшли и Кардинала сдуло в море – уплыли в неизвестном направлении. А Соломон только разъярился:
– Родину!.. Родину… мою разбили!..
Ну, теперь держитесь! – Сплюнул себе под ноги – и превратился в вихрь. Закрутился смерчем, поднял всех в воздух вместе с Пахомом и Ураганчиком, стал носить всех по острову. Выдернул на мгновение дона Педро да Сильву из болота, но тот, увидев, что творится, опять туда нырнул. Потом смерч, пролетая мимо висящего с ленивцами Грифа, сорвал ленивцев и перевесил их на другую ветку, а рядом с Грифом подвесил Глафиру. Летит дальше – и оставляет торсы Мелинды с рыцарем Бродериком застывшими в танцевальной позе танго. Крис и Джумбо оказались в песке. Только головы – шар да мусорный мешок вьются на верёвочке над песком. Сяо Ляо Соломон усадил на бывший трон сэра Эшли. В руке у Сяо Ляо – смеющаяся голова Канаваниямы.
– Бедный Канаванияма, – прошептал Сяо Ляо словно Гамлет.
И только Пахом, Иван, Ураганчик и канарейка крутятся в смерче-Соломоне, изо всех сил цепляясь за него. И вдруг Иван крикнул: «Смотри!» – и показал вниз.
Глянул Соломон вниз и увидел на берегу каменную бутылку.
– Ух ты! – сказал. – Близнец моей родины, – и опустился рядом с бутылкой. Подобрался к ней и совсем забыл про Ивана, Мэри, Пахома и Ураганчика. Прижался к бутылке, поглаживает её, аж глаза закрыл от удовольствия.
– Не хотите ли отдохнуть, почтенный Соломон? – спросил Иван. – Мы вам, кубыть-тудыть-мабуть, помочь смогём, сможем то есть…
– Это прекрасная идея, мой юный враг. – И стал пытаться вытащить пробку из бутылки. – А вас потом отнесу с этого острова по разным далёким странам. Сэр Эшли умер, но приказ его живёт. – И продолжает вытаскивать пробку.
Ничего не получается. Тогда подлетела к бутылке Мэри и клювом вбила пробку в бутылку:
– Так у нас всегда делают, когда штопора нет.
И все уставились на бутылку. А Соломон приготовился нырнуть в неё. Но завихрился оттуда дымок, и из бутылки появился джинн – но какой! Джинн оказался женщиной, одетой по-арабски. Наши герои, кроме Соломона, который с закрытыми глазами продолжал обнимать бутылку, так и ахнули.
