Так это или нет, но на монастырь, построенный еще в VI веке императором Юстинианом, действительно никто не посягал. Сколько армий прошло через эти места за шесть столетий, а он оставался в неприкосновенности.
На этот раз ему не повезло. Воины египетского султана, засевшие в обители, упрямо не желали сдаваться на милость победителя. Менгу пришлось положить немало своих воинов, прежде чем монголы сумели туда ворваться, после чего полководец приказал разрушить каменные стены до самого основания.
Четвертого сражения Надж ад-дин Аййуб уже не выдержал бы, но потери монголов также оказались слишком значительны, чтобы вступать в него.
К тому же византийский император Иоанн III, честно помогавший Менгу в разгроме своих беспокойных соседей – сельджуков, остановил свою армию еще задолго до Сирии, посчитав, что идти дальше ни к чему. Он ведь уже отхватил изрядный кусок от Иконийского султаната.
Впрочем, сам император назвал все это более утонченно – «округлить владения». В «округлость» вошли старые византийские провинции Пафлагония, Галатия, Каппадокия, Кария, Писидия и даже Пи-кадия, в которой располагалась сама столица султаната – город Иконий.
Разумеется, почти все захваченные города – древняя Кесария и величавая Синапа, богатый Си-ноп и шумная Лаодикея, не говоря уж об Иконий, – достались императору либо наполовину, либо полностью разрушенными и целиком разграбленными, но хозяйственный Ватацис не унывал. В своих мечтах он уже видел все эти земли ухоженными и процветающими. Так что дальше помогать монголам он не собирался. Это бы переварить.
Армянский царь тоже остыл. Он в очередной раз напомнил Менгу о соблюдении договора, по которому хан вместе со всем народом должен был принять христианскую веру, но ответа так и не дождался. Зато в его руки попала чуть ли не вся Великая Армения вместе с Трапезундом, император которого Мануил I в недобрый для себя час решил поддержать иконийского султана.
Кроме того, Хетум I ухитрился занять и половину земель Евфратисии, вплоть до плодородных долин Евфрата, благодушно отдав оставшуюся часть князю Антиохии и своему зятю Боэмунду V. Отныне у Хетума хватало забот по хозяйству, и от дальнейшего похода он тоже отказался.
Менгу пошел бы дальше и без них, однако потерял слишком много времени, штурмуя вначале столицу крестоносцев Сен-Жан-д'Акр, а затем богатый Дамаск. У него еще хватило сил, чтобы овладеть легендарным городом, в окрестностях которого, согласно преданиям, Каин убил Авеля.
И вновь все повторилось. Дамаск, брошенный египетским султаном на произвол судьбы, держался целую неделю. Первыми рухнули ворота Баб Аш-Шарки, через которые монголы ворвались в город.
Дольше всех держались защитники юго-западной части Дамаска. Кто знает, может, им и впрямь помогало благословение апостола Павла, которого в свое время единоверцы, помогая бежать от преследования язычников, спустили на веревке в корзине через бойницу ворот Баб Аль-Кисан.
Цитадель, сооруженная в 1207 году по приказу султана аль-Адиля, продержалась еще несколько дней после взятия самого города, но конец ее был тоже предрешен.
И загорелись священные иконы, посвященные житию апостола Павла, размещенные в Доме Анания, названном так в честь первого епископа Дамаска и одного из семидесяти двух учеников Христа, который некогда помог Савлу избавиться от физической и духовной слепоты, а также самолично окрестил его.
Жарким огнем занялся благородный кедр в медресе Ан-Нурия, и, не выдержав, рухнул его купол, возведенный над усыпальницей султана Нур-ад-ди-на. Рядом с ними горело погребальным факелом медресе Адилия, чуть дальше полыхал маристан
[159]
Нур-ад-дина. Из всех легендарных мест уцелел лишь мавзолей легендарного египетского султана Салах-ад-дина – маленький кубик, увенчанный ребристым куполом.
Захватчики с горящими от вожделения глазами жадно выдирали мозаику, щедро отделанную золотом и жемчугом, которой была украшена одна из главных городских святынь Джамия аль-Умейи, или мечеть Омейядов, воздвигнутая на месте православного собора во имя Иоанна Крестителя.
До черепа самого предтечи Христа, замурованного в одном из подземных склепов, они не добрались, но для местных христиан это стало слабым утешением, потому что город лишился почти всех остальных святынь, которых там было даже не в достатке, но – в изобилии.
Однако взятие Дамаска стало последним успехом монголов. Их войску, все больше напоминавшему обожравшуюся змею, необходимо было время, чтобы переварить проглоченную добычу.
Как знать, что произошло бы потом, но когда три скользких ядовитых монгольских гадюки только-только ползли к владениям багдадского халифа, в далекой от них Рязани император Константин принял решение и отправил очередное посольство во главе с Ожигом Станятовичем в далекую южнокитайскую империю Сун.
И как-то так совпало, что еще за полгода до взятия Дамаска на юге владений великого каана опасно зашевелились его соседи. Русского посольства там уже не было. Оно следовало обратно на Русь, но китайские правители именно с этого времени отчего-то стали нагло нарушать установленные границы Великого улуса монголов. Старый, но еще энергичный император Ли-цзун почему-то решил переделить по новой южные провинции бывшей империи чжурчже-ней и рассчитаться со своими северными соседями за бессовестный обман.
Неизвестно, кто напел императору о том, что пришло самое удобное время сделать это, но китайская армия, выступив из приграничного Чэнду, относительно быстро оккупировала почти всю провинцию Сенъян, разбив несколько мелких отрядов, и дошла до города Синъюань, где их остановили монголы. Остановили, но обратить вспять не сумели – не хватило сил.
Тогда Гуюк, посчитав, что у него хватит войск для войны в двух направлениях, тем более что основная цель – взятие Багдада – была уже достигнута, принял решение отозвать часть своей могучей армии.
И теперь Бату, возвращаясь в Сыгнак, мог подводить радостные для многих, но только не для него самого, итоги очередной победоносной кампании. Во-первых, поход только укрепил положение Гуюка. Чего стоила одна лишь добыча, которую отвезли в Каракорум как священную долю великого каана. Да и отношение к нему простых кочевников тоже нельзя откидывать в сторону.
Во-вторых, этот поход ничего не дал самому Бату. Точнее, не просто не дал, но и забрал. Например, воинов. Сколько их было у хана? Три тумена. А сколько сейчас возвращалось в степь? Половина.
Около пяти тысяч полегло под стенами Багдада и Дамаска, а также в трех кровопролитных битвах с египтянами, а еще один тумен по повелению Гуюка был направлен против империи Сун, победа над которой самому Бату также не сулила никакой выгоды.
В-третьих, после того как сам Гуюк и повинующийся ему джихангир Менгу во время этого похода вступили в союз с христианскими правителями, не имело смысла надеяться на то, что Бату удастся каким-то образом все-таки столкнуть лбами интересы великого каана монголов и императора Руси.
