— Может, и еще как! Есть конкретные факты.
— Абрахам, это какая-то ошибка! Я хорошо знаю Генри. Против шерсти его не погладишь. Начальству в рот не смотрит. Любит выпить. Но чтобы «крот»? Нет! — не мог поверить Дункан.
— «Крот» не «крот», но они зацепились за него! — в Саливане нарастало раздражение, и он проговорился: — Может, оно и к лучшему.
— Как к лучшему?! — брови Дункана поползли вверх.
— Зато остальных не будут дергать! Не знаю, найдут они крота или нет, но дерьма на резидентуру точно накопают, и потом нам вовек не отмыться. Поэтому пусть копают под Ковальчука, — цинично рассуждал Саливан.
Дункан слушал и в очередной раз поражался изощренности и коварству его ума. Этот иезуитский и вместе с тем прагматичный подход к ситуации был оправдан. С первого дня работы спецкомиссии резидентуру начало лихорадить, и работа отошла на второй план. Слухи, взаимные подозрения черной кошкой пробежали между старыми друзьями, они с опаской косились друг на друга и избегали откровенных разговоров. В душе Дункану было жаль добродушного Ковальчука, ставшего невольной жертвой обстоятельств. Но подозрения против него, которые излагал Саливан, не были высосаны из пальца — они были более чем убедительны. Дункан с ними согласился и спросил:
— Сэр, а от меня что требуется?
— Совсем немного. Кто из твоих подчиненных плотно общается с Ковальчуком?
— Пристли, Симпсон, пожалуй, и все.
— Кто из них надежнее?
— Пристли.
— Отлично! Через него подкинь Ковальчуку дезу по Фантому. Ее детали проработай сам, потом мне отдельно доложишь.
— О’кей, сэр. Но у меня вопрос: Пристли должен знать конечную цель?
— Нет, конечно! Работай с ним втемную.
Дункан болезненно поморщился.
— Что-то неясно, Сэм?
Тот продолжал мяться.
— Ну, говори-говори!
И здесь, казалось, лишенного нервов и чувств Сэма прорвало:
— Чертова служба! Никому и ничему нельзя верить! Жрем друг друга, как пауки в банке! Проклятые политики! Они, как всегда, в стороне, а мы по самые уши в дерме! За тридцать сребреников покупаем чужие души и теряем свои. Ради чего?
Саливан оторопел и в первую минуту не мог ничего сказать, а когда к нему вернулся дар речи, с изумлением воскликнул:
— Сэм, что с тобой?! Тебя какая муха укусила?
— Муха?! Если бы только муха, — и, спустив пар, Дункан с горечью произнес: — Абрахам, я двадцать лет в разведке и все чаще задаюсь вопросом: ради чего мы покупаем и растлеваем чужие души? Зачем в одном месте плодим террористов, а в другом — уничтожаем? Почему убираем одних марионеток, а вместо них сажаем других? Мы, что хотим заставить мир плясать под свою дудку? Но ради чего? Если…
— Хватит, Сэм! — оборвал Саливан, его лицо затвердело, и сухо отрезал: — Перестань нести этот вздор! Если бы это говорил желторотый Динар или Левицки, я бы еще понял. Но ты-то, старый волк?!
— Вот именно, что старый! Мы развалили советскую империю, а что дальше? Нас повсюду ненавидят и…
— Боятся, ты хочешь сказать! А это не одно и то же. Кто силен, тот и правит миром, и если мы сегодня отступим хоть на шаг, то завтра в Вашингтоне будут сидеть китайцы или русские. Ты этого хочешь?!
— Абрахам, я не о том!
— А я об этом! — сказал как отрезал Саливан и, поигрывая желваками на скулах, продолжал гвоздить его словами: — Не мне тебе говорить, что хозяином в двадцать первом веке будет тот, кто владеет ресурсами. Они есть у России. Сорок процентов всех мировых запасов! Сорок, ты только вдумайся! Это непозволительна роскошь! Варвары! Они ведут себя как собака на сене. Мы должны стереть с лица земли само понятие «Россия» и уничтожить славянский дух! Мы и никто другой должны править миром, иначе с потрохами сожрут нас!
— Но это новая мировая война?! — воскликнул Дункан.
— Зачем, война? Деньги, пропаганда и агенты влияния сделают это лучше любой атомной бомбардировки! Мы растлим их души, духовные ценности подменим ложными, столкнем лбами русского и татарина, чеченца и осетина, втопчем в грязь их правителей и потом без единого выстрела возьмем то, что должно по праву принадлежать нам. Карфаген должен быть разрушен! Ты слышишь, Сэм? Кремль должен быть разрушен!
— Кремль? В девяносто первом, а потом в девяносто третьем, когда они палили из пушек по своему парламенту, еще был шанс, но сегодня, когда русская газовая и нефтяная удавка душат Европу, такое невозможно! — усомнился Дункан.
— Невозможно? Глупости! Завтра мы вырвем сердце у южных славян — Косово, а послезавтра мать городов русских — Киев станет «вдовой».
Эти угрозы Саливана не были пустым звуком. С 1991 года как грибы после дождя на территории Украины росли и множились сотни неправительственных организаций. По официальным каналам — из госдепа США и неофициальным — через различные фонды — в них закачивались миллиарды долларов, направлялись тысячи «консультантов» с одной целью — уничтожить славянскую душу, чтобы затем столкнуть украинца с русским.
Глава тринадцатая
По старому следу — в Воронеж
Едва только Кочубей с Остащенко вышли из кабинета, как Гольцев снова прилип к фотографиям с американскими инспекторами, находившимися 8 февраля на Йошкар-Олинской ракетной базе, и к снимкам, сделанным наружкой в конце апреля в парке ЦДХ. Неизвестный, беседовавший с доцентом, кандидатом технических наук подполковником Орестом Литвиным на террасе летнего кафе ЦДХ, и американский инспектор Дэвид Уильям Скотт, похоже, был одним и тем же лицом.
Удача, играющая в разведке и контрразведке далеко не последнюю роль, наконец, сказала свое веское слово. Но Гольцев все еще не мог поверить в нее. Против был «железный» аргумент: в те дни, когда Гастролер вышел на резидентуру ЦРУ в Киеве, Литвин вместе с семьей проводил отпуск у родителей жены. Подтверждением тому служили подшитые в дело на Доцента ориентировка из Воронежского управления ФСБ и копия страницы из журнала учета отпускников военкомата. В них черным по белому было написано, что с 17 по 26 декабря Литвин находился в Воронеже.
Но другой факт: фото наружки и фотографа из далекой Йошкар-Олы бесстрастно зафиксировали, что неизвестный, сидевший с Литвиным за одним столиком в ЦДХ 29 апреля с 13 часов 20 минут и до 13 часов 27 минут, и американский инспектор Дэвид Скотт были похожи как две капли воды.
Гольцев снова и снова вглядывался в их лица и пытался найти ответы на вопросы, которые противоречили логике и здравому смыслу. Последние материалы по другому подозреваемому — Дудинцу были куда более весомы, чем эти фотографии, и подтверждали версию о том, что именно он является Гастролером.
«Где?! В чем мы допустили просчет по Литвину? А, собственно, был ли он? То, что Скотт — сотрудник ЦРУ, еще не факт. И не факт, что 29 апреля он беседовал с Литвиным в кафе. Мало ли похожих друг на друга людей? Вон Кочубей, так вылитый Литвин, и что с того?..» — размышлял Гольцев.
