Тащить провод было не столь уж и тяжело, но последняя
стометровка, как всегда, казалась бесконечной. Ну, наконец… Провод взлетел с
земли, натянулся с тихим звоном – далеко отсюда Иисус притормозил катушку.
Вадим торопливо вбил острие электрода в мягкую землю, убрал руку – промешкаешь,
может и током стукнуть, легонько, но все равно неприятно.
Не прошло и минуты, как на том конце провода Паша сделал все
замеры. Провод вновь натянулся, задергался, вырывая электрод из земли. Вадим
торопливо выдернул контакт и той же трусцой побрел за концом провода, к
которому для пущего удобства был привязан бантик из белой пластиковой ленты –
чтобы не потерять из виду черный провод на черной пашне. Теперь основная работа
ложилась на Иисуса, которому придется намотать на катушку несколько сот метров
провода…
Шел двенадцатый день с тех пор, как закончилась веселая
гулянка и началась настоящая работа.
…Наутро в избе появился Паша, сам явно похмельный, но
исполненный трудовой непреклонности. Безжалостно согнал всех с нар, громогласно
напоминая, что уговор был железный – с завтрашнего дня отходят праздники и
начинаются будни. Бригада из четырех человек поохала, но послушно поплелась в
летнюю кухоньку через два дома отсюда.
Паша тем временем извлек откуда-то инженера Бакурина,
тридцатилетнего похмельного субъекта с кротким взглядом спаниеля, и долго,
отведя подальше от работяг, воспитывал с применением непарламентской лексики.
Вадим, неплохо разбиравшийся в деловых качествах людей, быстро опознал в
Бакурине примитивную тряпку.
Позавтракав, отправились на извлеченном из колдобины
«газике» занимать боевые позиции – похмельный Вася, как оказалось, уже ни свет
ни заря успел обернуться в Шкарытово, куда увез Женю: красавчик, бродивший
ночью по деревне, спьяну где-то приложился затылком так, что в сознание не
пришел, по словам Васи, и в Шкарытово. Новость приняли с некоторым удивлением –
как объяснил Вадиму Мухомор, пьяных геофизиков хранит некая Фортуна, и лично он
просто не помнит за последние десять лет второго такого случая, чтобы кто-то
из-за бухалова покалечился настолько серьезно, но, в общем, особой печали не
было. Вадим лишний раз убедился, что Женя особой любовью сослуживцев не
пользовался.
Вадим – слава богу, не дурак – в первый же день освоил все
нехитрые детали будущей работы, а попутно из разговоров узнал достаточно, чтобы
построить картину.
Электроразведка, которой им предстояло заниматься, была не
столь уж сложным предприятием. Предварительно некий район словно бы оказывается
покрытым правильной прямоугольной сетью – топографы («топики») забивают на
местности несколько десятков «пикетов» – самых обычных плоских колышков, через
каждые сто метров. Два километра, он же «профиль» – двадцать пикетов. Бывает и
подлиннее. Этих профилей, тянущихся параллельно друг другу, штук двадцать.
И начинается работа. У пикета устанавливают две катушки с
проводом, двое работяг подсоединяют электроды и начинают отматывать провод на
заранее установленную дистанцию – сначала пять, десять, двадцать пять метров,
потом интервалы растут, и так – до семисот пятидесяти. В каждой точке электрод
быстренько втыкается в землю, Паша пропускает разряд, делает замер и гонит
работяг дальше. Потом переход на сто метров до соседнего пикета с размотанными
катушками – и все начинается по новой. Время от времени меняются ролями – один
садится на катушку, другой бежит с проводом. Вот и все хитрости.
Главная веселуха тут в другом – это занятие под скучным
названием ВЭЗ (вертикальное электрическое зондирование) требует строжайшего
соблюдения прямой линии и разрывов в линии профилей не допускает. Посему пикет
может оказаться в самом неожиданном месте – посреди болотца, на крутом склоне,
в лесной чащобе. И человек с проводом вынужденно шпарит, куда забросила судьба,
карабкаясь на склоны, проламываясь сквозь чащобу, и утешает его
один-единственный отрадный факт: он-то бежит налегке, а вот напарник тащит по
тем же кручам-болотам свою катушку, весящую не столь уж мало. Мухомор
рассказывал, случалось прокладывать профиля прямо через деревню – и тогда по
идеальной прямой долго носились люди в брезенте, топоча прямо по грядкам и
пересекая подворья в самых неожиданных местах.
Такая вот работа. Начальство никаких привилегий не имеет –
само гнется под тяжестью батареи и прибора. Электроразведка испокон веков
считается не в пример более аристократическим занятием, нежели геология –
геолог сплошь и рядом бродит по вовсе уж диким краям, волоча все свое добро на
себе, зато геофизика, требующая изрядного количества аппаратуры, украшает своим
присутствием не столь глухие места, куда можно добраться на машине или в
крайнем случае на вертолете. Вадиму уже успели поведать проникнутый здоровым
шовинизмом профессиональный анекдот: „Собака – друг человека“, – сказал
геолог. И, преданно виляя хвостом, посмотрел на геофизика».
В общем, ничего особо страшного для человека, у которого
целы руки-ноги, а возраст далек от пенсионного. В иные дни приходилось
трудненько, но они выпадали не так уж часто – в основном проходили по равнинным
местам. Вовсе уж легким занятием оказалась процедура под названием ВП – четыре
человека без всяких катушек тянут по профилю стометровый провод, останавливаясь
на каждом пикете. В сто раз легче, а оплачивается точно так же. Довелось
изведать и некое сочетание под названием ВЭЗ-ВП – выполняется, как обычные
ВЭЗы, но провод отматывается на гораздо меньшее расстояние, в земле
выкапываются ямки и туда, налив сначала воды, суют другие электроды, очень
похожие на игрушечные пластмассовые грибы, и батареи в этом случае применяются
другие – не Пашин рюкзак, а те самые деревянные ящички, занимающие чуть ли не
половину «уазика».
Так что никак нельзя сказать, чтобы Вадим изнемогал под гнетом
непосильного труда, – отнюдь. Разве что пахать приходилось от рассвета до
заката. Смешно, но он пару раз ловил себя на шокирующей мысли, что
о т д ы х а е т. Работа была нетяжелая и
несложная, кормежка – неплохая, весь день на свежем таежном воздухе, в местах,
не знающих промышленных выбросов. Именно здесь он впервые попробовал
н а с т о я щ е е молоко, из
коровы, – еще теплое, вызывавшее неописуемые ощущения, ничуть не похожее
на городское молоко. Первый раз его едва не стошнило, но потом привык, а уж
когда попробовал настоящую сметану, не имевшую ничего общего ни с городской, ни
с той, что подавали в пятизвездочных отелях Западной Европы… В ней, без
преувеличений, стояла ложка. Вадим даже стал замечать за собой, что самую
малость раздобрел и уж определенно окреп – стрессов в окружающей
действительности попросту не имелось. Сам он ни за что не согласился бы
променять свою жизнь на этакое вот бытие, но теперь прекрасно понимал
сослуживцев и уже не удивлялся, что «зашанхаенный» некогда Иисус четвертый год
добровольно тянет лямку. Для людей определенного склада здесь был рай земной –
кормит начальство, думает за тебя начальство, нет ни бюрократов в галстучках,
ни милиции, ни признаков какой бы то ни было власти, ни светофоров, ни
многолюдства. Другая планета, право слово…
С Никой, само собой разумеется, все пошло наперекосяк.
Вернее, не шло никак. Словно они были совершенно чужими, незнакомыми людьми.
Вадим ее видел только за завтраком и за ужином, в крохотной летней кухоньке –
держалась блудная супруга крайне естественно и непринужденно, нисколечко не
выделяя среди других мужа-рогоносца, будто никогда прежде не знала и впервые
встретилась с ним в этой деревушке. Ни капельки виноватости или раскаяния во
взоре, хоть бы бровью повела… Паша успел ее немного приодеть, раздобыл где-то
новенькие джинсы, косметику – правда, на людях никаких нежностей сладкая
парочка себе не позволяла, но весь отряд, естественно, знал, как обстоят дела.
Вот единственное, что здесь портило Вадиму жизнь, хотя никто и не пробовал как
бы то ни было его подначивать. Больше всего его бесила не очередная измена,
совершенная с поразительной по сравнению с прошлыми временами легкостью, а
именно эта непринужденность происходящего. Какие уж тут постельные права –
человек посторонний, впервые угодивший в отряд, мог так и остаться в неведении
относительно истинного положения дел. Что до Паши Соколова, он за эти дни так и
не предпринял ни единой попытки как-то объясниться с Вадимом – тоже держался с
бесившей естественностью. Се ля ви, и все тут…
