Подыпе, конечно, далеко было до Генри Миллера и Набокова,
кандидат-химик работал в простом и суровом стиле, чем-то напоминавшем первые
советские «Москвичи»: «Он повалил девушку на пол, разорвал блузку, обнажив
высокие груди, раздвинул стройные ножки и решительно ввел член. Девушка стонала
и охала». Не шедевр конечно, однако неизбалованный качественной эротикой
советский читатель расхватывал и творения Подыпы, напечатанные на скверной
газетной бумаге, прошитые скрепками, в мягких обложках с убогими рисунками, а
то и вовсе без оных.
Дело пошло. Малость отъевшийся на хороших гонорарах Подыпа
работал, как пулемет, выбрасывая устрашающее количество двадцатистраничных
шедевров. Главное, груди непременно были высокими, ножки – стройными,
обнаженное тело всегда белело, девушки всегда стонали и охали, а член, легко
догадаться, не знал устатку. Параллельно приятель Подыпы, малость овладевший
английским, переводил для Вадима с Эмилем детективы – по три в неделю. Переводы
были столь же ужасными: «Он сунул свою руку в свой карман, достал пистолет,
вывинтил цилиндр и высыпал пули». Классики вроде Чандлера и Макдональда, должно
быть, ворочались в гробах: по страницам русских переводов их романов
разгуливало такое количество «полицейских офицеров», какого, должно быть, не
сыщется во всех Соединенных Штатах (в английском оригинале «роlice оfficer», о
чем халтурщики и не подозревают, означает не офицера, а как раз рядового
полисмена), а простые американские парни, храбрые копы, под борзым пером
русского толмача изъяснялись примерно так: «Боб, продолжай сидеть в машине, а я
обогну строение с задней стороны, чтобы сделать мерзавцу невозможным факт
бегства в неизвестном направлении».
Но читатель-то хватал! Как ни бились в истерике эстеты из
«Литературной газеты», как ни кривили губы интеллигенты, отчего-то свято
полагавшие, что новая власть даст им бешеные деньги и позволит порулить…
Со временем Подыпа стал выдыхаться, а читатель, немного
развратившись обилием книг, начал требовать и эротики классом повыше, и
переводов качественнее. Одного «белевшего тела» и «грубо введенного члена»
стало как-то маловато; вновь вернулись в небытие и обнищали переводчики,
именовавшие «звезду Полынь» «звездой Вормвуд», а барабан револьвера –
«цилиндром».
Но к тому времени два друга уже накопили необходимый
стартовый капитал. И открыли для себя не в пример более доходные операции.
Оказалось, например, что в том же Минске ежели законнейшим образом сдать в
ювелирный магазин золотые побрякушки, столь же законно купленные в Свердловске,
прибыль составит ровно сто процентов. А если купить у юрких вездесущих
поляков оптом пару тюков джинсов или картонную коробку из-под телевизора,
битком набитую баллончиками со слезоточивым газом, и привезти это добро в
Шантарск, процент прибыли получается вовсе уж нереальным.
Бог ты мой, какие были времена, какие комбинации! Старик
Хоттабыч сдох бы от зависти, а средневековые алхимики дружно повесились. Вагон
с рулонами бумаги, вышедший из Хабаровска, где-нибудь возле озера Байкал
оборачивался тремя вагонами копченой рыбы, та, достигнув Уральских гор,
превращалась в целлюлозу, целлюлоза в Карелии вновь становилась бумагой, но ее
уже было раз в десять больше, нежели вышло из Хабаровска. Пока интеллигенты с
пеной у рта выясняли, кто отравил Крупскую, по стране путешествовали партии
всевозможного товара, озаренные столь же высокопробной магией: уральские
самоцветы в одночасье оборачивались партией компьютеров, компьютеры – турецкими
свитерами, щенки кавказской овчарки – серебряными цепочками из Эмиратов,
цепочки – китайской лапшой. Что угодно могло превратиться во что угодно.
Конечно, кто-то разорялся, кого-то вдруг обнаруживали с пулей в голове, но
законы и налоги неким волшебным образом все время отставали на два-три шага от
реального состояния дел, и как-то незаметно сгинула очередь на автомобили, и
квартиры уже не получали, а покупали, и никто почти не садился.
Одним словом, университет как-то незаметно исчез из его
жизни (правда, дипломы они с Эмилем все равно получили, что обошлось не очень
уж и дорого). И, что гораздо важнее, папа, орел-командир, ставший к тому
времени генерал-майором, вдруг обнаружил, что сынок-то, оказывается, бизнесмен.
Он и раньше что-то такое замечал, но размаха и масштаба не представлял – вот
тут хваткий особист оплошал.
Впрочем, то, что казалось тогда Вадиму «размахом и
масштабом», на самом деле, как обнаружилось, было не более чем щенячьими играми
на лужайке. После мужского разговора с папенькой это стало совершенно ясно. Убедившись,
что отпрыск подает надежды, моложавый генерал за полчаса объяснил, как делаются
н а с т о я щ и е дела – причем законы
оказываются нисколечко не нарушенными, мало того, никто не стоит над душой с
одноразовым китайским «ТТ».
Все дело в связях и знакомствах, без которых порой в шальном
российском бизнесе можно уродоваться на ниве капитализма годами, но заработать
лишь на подержанную «тойоту» да на эскортниц…
Вот тут-то пошли д е л а. И очень быстро
стало ясно, отчего генерал-майор, как и его компаньоны, удивительно спокойно
воспринимал горбачевские шокирующие новшества, ни единого раза не пообещав по
пьянке перестрелять реформаторов.
Тогда как раз вошли в моду металл и биржи. Знаменитые
титановые лопаты на корявых черенках из неструганых кольев – не миф, а суровая
проза. И за рубеж их ушло столько, что ими, надо полагать, до скончания века
обеспечены все дворники в странах «большой семерки». Никто, если разобраться,
не знал, что же такое «красная ртуть» – тем не менее масса народа ею успешно
торговала и многие неплохо заработали, а многие, к тому же, ухитрились остаться
живыми до сих пор. В том числе и Вадим с Эмилем – ртутью они, правда, не
занимались, но невзначай отправили в одну пока что братскую и пока что
социалистическую страну три вагона, битком набитых алюминиевыми панелями и
статуями, каковыми предполагалось украсить десяток Домов культуры в означенной
стране. Культурный обмен меж партнерами по соцлагерю, знаете ли. К вагонам
прилагался даже взаправдашний член Союза художников, снабженный необходимыми
бумагами, который все это изваял бескорыстно для зарубежных братьев.
Попив неделю коньяк в пункте назначения, член Союза вернулся
домой, счастливо прижимая к груди новехонький видак в нетронутой упаковке. А
содержимое вагонов в полном соответствии с законами российской магии
улетучилось неведомо куда – по секрету признаться, алюминия там не было ни
грамма, а то, что было, на мировом рынке стоило не дешевле золота. Своими
силами два приятеля такое дело не провернули бы ни за что, но папа и его записная
книжечка делали чудеса…
Ну, и биржа, конечно. В России их тогда было раз в двадцать
побольше, чем в остальном мире, но своего историка сей веселый период вряд ли
дождется – как не дождалась такового добрая старая Англия, где не очень-то и
любят вспоминать, сколько банкирских домов и дворянских родов народились на
свет благодаря тому, что их основатели в молодости любили плавать по теплым
морям под флагом радикально черного цвета…
Многое бывало. Всякое бывало. За всеми этими заботами едва
замеченным прошел распад СССР, поскольку открывшиеся в незалежной России
перспективы были не менее ослепительными. В конце концов англичане правы – мало
ли под каким флагом любил бороздить моря двести лет назад колченогий дедушка
Сильвер. Главное, его сегодняшние потомки умеют безукоризненно завязывать
галстук, не едят с ножа, а нынешний их бизнес, право же, насквозь
респектабелен. Почти. Без «почти» в России, с чем согласится любой
здравомыслящий человек, никак невозможно. Специфика, знаете ли. Чистоплюев
никто не отстреливает специально – им просто-напросто никогда не подняться выше
продавца в коммерческом ларьке или сторожа на платной автостоянке. Не нами
заведено, не с нас и спрос. Есть целый набор столь же фундаментальных и
убаюкивающих истин. Самое главное – все до сих пор живы, и никто не предъявляет
претензий, а это о чем-то да говорит. Как-никак, один из папашиных сослуживцев
в свое время вынужден был утонуть в собственной ванне, и это не единственный
печальный пример, когда считавшие себя самыми хитрыми индивидуумы, не
понимавшие, что в грязных делах как раз и необходима стопроцентная честность,
сметались с шахматной доски. Когда…
