Как оказалось, у Липпманна возникла очередная проблема: цены на дома в США падали, число дефолтов по низкокачественным кредитам росло, но низкокачественные ипотечные облигации, равно как и стоимость их страховки, держались на одном уровне. В настоящий момент он держал короткую позицию на $10 млрд в низкокачественных ипотечных облигациях, которая обходилась в $100 млн в год. И конца этому не было видно. По словам Дэнни, «у него определенно ехала крыша». До сих пор гигантская ставка Липпманна финансировалась инвесторами вроде Стива Айсмана, которые при покупке и продаже дефолтных свопов выплачивали ему вознаграждение. Однако инвесторы стали терять терпение. Некоторые последователи Липпманна подозревали, что Уолл-стрит просто манипулирует рынком низкокачественных ипотечных облигаций с тем, чтобы дефолтные свопы никогда не окупились. Кое-кто поговаривал, что инвесторы на другой стороне сделки знают нечто, что им неведомо. Третьи просто устали платить страховую премию в игре на понижение облигаций, замерших на одном месте. Липпманн задумал это масштабное перетягивание каната и собрал команду, которая помогала ему тянуть веревку, но теперь члены команды разбегались в разные стороны. Он боялся потерять еще и Айсмана.
В зале теппаньяки ресторана Okada было четыре своеобразных подиума с большой чугунной жаровней-хибати и своим поваром. У каждого подиума Липпманн усадил по менеджеру хедж-фонда – из тех, кого он втянул в короткую продажу низкокачественных облигаций, и инвесторов, имевших длинные позиции в тех же самых облигациях. Его расчет был таков: менеджеры хедж-фондов должны были увидеть, насколько глупы инвесторы на противоположной стороне, и перестать думать, будто те располагают тайными знаниями. Ловкий ход: Дэнни и Винни не могли отделаться от мысли, уж не они ли дураки за столом Липпманна. «Мы понимали суть рынка низкокачественных кредитов и знали, что эти кредиты становятся проблемными, – говорит Винни. – Но вот механизм рынка облигаций не давал нам покоя. В Вегас мы поехали только потому, что хотели понять, как нас могли наколоть, если бы захотели это сделать».
Айсману было отведено место между Грегом Липпманном и молодым мужчиной, который представился как Вин Чау, управляющий инвестиционной фирмы Harding Advisory. Когда Айсман уточнил, в какой именно сфере консультирует Harding Advisory, Вин Чау пояснил, что он менеджер по CDO. «Я и понятия не имел, что есть менеджеры по CDO, – говорит Айсман. – Не думал, что там есть чем управлять». Впоследствии Айсман не мог вспомнить, как выглядел тот управляющий, во что был одет, что ел и пил, откуда был родом, но вот финансовая идея, которую представлял Чау, крепко засела у него в голове. Дэнни Мозес, сидевший напротив, по другую сторону хибати, пристально рассматривал человека, которого Липпманн усадил рядом с Айсманом. Невысокого роста, с типичным для Уолл-стрит брюшком – не огромный барабан, а аккуратное необходимое утолщение, как у белки перед зимой. Он окончил Университет Род-Айленда, получил степень по бизнесу в колледже Бабсона и большую часть трудовой жизни потратил на скучную работу в скучных компаниях по страхованию жизни – но все это осталось в прошлом. Сейчас он был, без сомнения, богатым человеком. Дэнни так отозвался о нем: «Эта его самодовольная ухмылочка словно говорила: “Мне известно больше, чем вам”». Дэнни не был знаком с Вином Чау, но, узнав, что тот является конечным покупателем низкокачественных CDO, сразу определил его для себя как простофилю. «На самом деле я не жаждал общения с ним – боялся его испугать».
Увидев, что Липпманн усадил Айсмана рядом с простофилей, Дэнни и Винни сразу подумали: добром это не кончится. Айсман не умел держать себя в руках. Он раскусит подсаженного к нему дурака и обязательно заявит об этом во всеуслышание, и что тогда прикажете делать? Им нужны дураки; только дураки могут находиться на другой стороне их сделок. А останавливаться пока рано. «Мы не хотели, чтобы другие пронюхали о наших делах, – говорит Винни. – Мы были шпионами, собирающими сведения». В ожидании взрыва они наблюдали, как Айсман дважды обмакивал зеленые бобы в общую миску с соевым соусом – обмакивал и обсасывал, обмакивал и обсасывал. Им ничего не оставалось, как расслабиться и наслаждаться представлением. Айсман обладал своеобразной манерой слушать: он не внимал вашим словам, а отправлял их в какой-то дальний уголок мозга для оценки того, стоят ли они внимания, а сам в это время занимался своими мыслями. Поэтому он никогда с первого раза не слышал, что ему говорили. Если ментальный анализатор засекал нечто интересное в словах собеседника, то посылал сигнал на базу, и та сразу же наводила фокус. «А ну-ка, повторите» – так он обычно говорил. И вы повторяли! Потому что теперь Айсман проявлял неподдельной интерес, и это, учитывая избирательность его внимания, льстило вам. «Я наблюдал за ним и слышал, как Стив без конца твердил: “А ну-ка, повторите, а ну-ка, повторите”», – вспоминает Дэнни.
Когда впоследствии Айсман принимался объяснять причины финансового кризиса, то всегда начинал с обеда с Вином Чау. Только теперь он в полной мере осознал роль так называемых мезонинных CDO – CDO, состоявших преимущественно из низкокачественных ипотечных облигаций с рейтингом «три В», – и их синтетических аналогов, CDO, состоявших исключительно из дефолтных свопов на низкокачественные ипотечные облигации с рейтингом «три В». «Вы должны понять, – говорил он. – Это же настоящая адская машина». Затем он принимался рисовать башни, обозначающие долги. Первая башня символизировала первоначальные низкокачественные кредиты. На вершине башни располагались транши «три А», под ними транши «два А» – и так вплоть до самых рискованных траншей «три В», как раз тех, против которых и играл Айсман. Фирмы с Уолл-стрит использовали эти самые ненадежные транши «три В» для возведения еще одной башни из облигаций: CDO. Облигаций, обеспеченных долговыми обязательствами. Причина, по которой это делалось, заключалась в том, что рейтинговые агентства, оценивая кучу облигаций, обеспеченных сомнительными кредитами, присваивали 80 % из них рейтинг «три А». Теперь эти облигации можно было продавать инвесторам – пенсионным фондам и страховым компаниям, которые имели право инвестировать только в ценные бумаги с высокими рейтингами. Айсман с удивлением узнал, что у руля рокового корабля стоял Вин Чау и ему подобные. Этот малый контролировал примерно $15 млрд, вложенных исключительно в CDO, обеспеченные траншами класса «три В», или, по определению самого Айсмана, «собачьим дерьмом по сравнению с исходными облигациями». Год назад в качестве основного покупателя траншей «три А» низкокачественных CDO – к которым, кстати сказать, относилось большинство CDO – выступала компания AIG. Теперь, когда AIG покинула рынок, основными покупателями стали менеджеры вроде Вина Чау. Один только Чау создавал огромный спрос на самые рискованные низкокачественные ипотечные облигации, которые раньше были практически никому не нужны. Высокий спрос неизбежно вел к выбросу новых ипотечных кредитов, служивших строительным материалом для облигаций. Соевым соусом, в который Айсман обмакивал зеленые бобы, лакомился и человек, позволивший десяткам тысяч заемщиков получить кредиты, которые им были попросту не по карману.
Основатели фонда FrontPoint, собаку съевшие на этих кредитах, прекрасно понимали, что уровень дефолтов уже достиг той черты, за которой портфель Вина Чау может со свистом вылететь в трубу. «Думаю, вам нелегко сейчас приходится», – обратился к нему Айсман.
