А там, в штабе, и документы проверят, и полномочия. И меры примут, если что…
– Провожатого дадите? – покладисто соглашаюсь я. – А то я здесь в первый раз, с трудом ориентируюсь.
– Конечно! – радостно (получилось все-таки вежливо послать особиста!) говорит Курбатов и подзывает бойца.
Мы выходим из здания клуба. Вокруг десятки тел. Вперемешку немцы и наши. Дорого красноармейцам стоило отбить такую важную точку. Раненых грузят на носилки и тащат куда-то к казематам, павших просто оттаскивают в сторону, чтобы не мешали проходу.
На валах Крепости слышны пулеметные очереди и звонкие выстрелы малокалиберных пушек. То ли танки стреляют, то ли ПТО по танкам. Если штурмовые группы немцев выбиты из Цитадели, то у красноармейцев есть хороший шанс удержать противника на внешних укреплениях. Насколько я понял, гарнизон был готов к войне, «лишние» войска из ловушки выведены заранее, семьи комсостава вывезены в тыл. Так что «болтаться под ногами» никто не будет. А прорыв немецкой группы в клуб? Да тут, как не готовься, всегда что-нибудь неожиданное случится, особенно если враг попался умелый.
Красноармеец ведет меня к зданию Арсенала, что возле Тереспольских ворот. Ну да, ведь «на хозяйстве» остался батальон 333-го полка, именно там были их казармы и штаб. Интересно, а кто в этом бардаке хозяин? В смысле – кто комендант Крепости? Комбат-3? Или кто-то покруче и с большим количеством геометрических фигур на воротнике?
Однако в просторном помещении штаба на втором этаже меня встретил офицер с одинокой шпалой в петлице. Взъерошенный, но глаза спокойные, хотя руки подрагивают. Рядом сидит погранец со смутно знакомым лицом. Два кубаря, лейтенант, значит. Вот он абсолютно спокоен. Но откуда я его знаю?
– Батальонный комиссар Дубинин, Особый отдел штаба корпуса! – первым представляюсь я, бросая ладонь к козырьку фуражки. – Прибыл к вам для проверки готовности. Ну и, так сказать, проверил уже.
– Капитан Гончар, командир третьего батальона триста тридцать третьего стрелкового полка! – представляется взъерошенный офицер.
– Лейтенант Кижеватов, командир девятой погранзаставы! – представляется погранец.
Так это же САМ знаменитый герой обороны Брестской крепости Кижеватов! Тот-то мне его лицо знакомо – на фотках видел, когда раскапывал Рунет в поисках информации о начале войны. А вот комбат-3 мне незнаком. Видимо, звезды так сложились – не успел мужик себя проявить. Да и что тут говорить – всего три процента фронтовиков, принявших боевое крещение в июне сорок первого, дожили до Победы.
Сразу достаю и протягиваю свежесостряпанное удостоверение. Тут уж, как ни крути, лучше сразу – в омут с головой. Все равно ведь спросят рано или поздно, бдительность проявят. Но все же надеюсь – подделка Миши не подведет, чудеса технологий двадцать первого века на моей стороне.
Гончар молча прочитывает удостоверение, впрочем только первую страничку, и передает пограничнику. Кижеватов исследует «ксиву» гораздо внимательней – листает, всматривается в оттиски печатей и штампов. Но «липа» работает – товарищи командиры переглядываются, лейтенант едва заметно кивает, мол, «всё в порядке», и комендант озвучивает «приговор», протягивая мне проверенный документ:
– Здравия желаю, товарищ комиссар!
– И вам, товарищи, не хворать! – усмехаюсь я, убирая «корочки» в карман гимнастерки.
Хорошо еще, что до обыска не дошло – загляни они в мою командирскую сумку-планшет, сразу бы расстреляли на месте как немецкого шпиона и белогвардейского провокатора – загранпаспорт Российской Федерации с двуглавым орлом, два непонятных устройства иностранного происхождения, деньги несуществующего государства…
– А давно вы на территории Крепости, товарищ комиссар? – спросил капитан. – Про ваши подвиги в клубе мне уже доложили. Если бы не вы, первая рота при попытке отбить здание умылась бы кровью.
– Да где-то с час уже! – пожимаю плечами, словно речь идет о чем-то малосущественном. И тут же перевожу разговор с опасной темы: – Так что у вас вообще происходит? Провокация?
– Похоже, что все-таки война! – вздыхает Гончар. – Именно об этом нас в Директиве номер один предупреждали.
– А нам по линии нашего наркомата так прямо и довели – война начнется в четыре утра двадцать второго июня! – добавляет Кижеватов, а сам как-то странно смотрит на мои руки. – Правда, немцы начали на час позже
[16]
.
– Большие потери? – спрашиваю я, скашивая глаза вниз в попытке понять, что же так заинтересовало пограничника. Ага, лейтенант увидел характерный такой бурый мазок на рукаве гимнастерки. Это когда я машинально, отработанным, хоть и изрядно подзабытым жестом лезвие ножа вытирал. И что интересно – на нештатную кобуру он внимания и не обратил. Так… мазанул глазами и всё.
– К счастью, нет, личный состав выведен на позиции за час до полуночи, а резервы и вспомогательные подразделения укрылись в казематах, – ответил капитан.
– Боеприпасы, вода, продовольствие, связь? – скороговоркой выстреливаю я.
Гончар степенно (уже подуспокоился) докладывает о состоянии дел. Ну, что же – жить можно, и даже воевать. Связь опять-таки есть, даже проводная – фиг, я так понимаю, что у диверсантов вышло, обломались. Не зря Виссарионовича инструктировал, не зря – он, молодец, все правильно записал. Позиции местами прорваны только на Западном острове, Госпитальный еще держится. Но, похоже, что иллюзий по поводу удержания передовых позиций комендант не испытывает – сразу предупреждает меня:
– Считаю нецелесообразным распылять и без того небольшие силы в попытке удержать передовые укрепления. Западный и Госпитальный острова атакованы посуху одновременно с началом артобстрела Крепости. Немцы бегом взбирались на валы. Первая атака захлебнулась – несколько наших пулеметов ударили с фланга, косоприцельным огнем. Но потом гитлеровцы выкатили на прямую наводку до десятка орудий и принялись методично расстреливать амбразуры недостроенных ДОТов и выявленные позиции погранцов. Десять минут назад я отдал приказ на отход частям на Госпитальном и Западном островах. Сосредоточим усилия на обороне Цитадели. Нам здесь люди ой как пригодятся! Сейчас на Западном острове около двухсот человек, в основном пограничники – с постов и секретов, курсанты школы, автотранспортная рота, собаководы.
– А как же склады? – уточняю я.
– Практически все со складов вывезли. Оружие, боеприпасы, продовольствие, снаряжение. Если где-то что и осталось, то малонужное или редкоупотребимое, вроде снарядов к снятым с вооружения пушкам или лыжных шасси для самолетов-разведчиков Р-10, – уверенно отвечает Гончар. – А ради них не стоит рисковать жизнью красноармейцев!
И смотрит на меня с некоторым вызовом! Типа, вот такой он прогрессивный – ставит личный состав выше материальных ценностей. Вдруг проверяющий из штаба корпуса закоснел в регрессе и решит – матчасть важнее. А что я? Мне эти неликвиды тоже до фени, я и спросил-то для проформы, а то мало ли что… Вдруг нечто важное профукали. Наверняка ведь вывозили в спешке – склады-то, если судить по инфе из Рунета, были гигантскими, а времени на их опустошение – три дня.
