– Мы найдем леди Катриону, Бретт, и убьем этого ублюдка Гранта, – сказал Каллум. – Несмотря на все улыбки и ум малышки Элисон, я заметил в глазах этого ребенка страх. Когда она рассказывала про пощечину, он мелькнул в ее взгляде. За какое-то мгновение мерзавец умудрился испортить ее счастливое детство и разрушить уверенность в том, что ее любят и оберегают. За одно это я хочу, чтобы он сдох.
– Я тоже. Я видел то же, что и ты, хотя на какое-то мгновение меня сильно поразило то, как легко и спокойно она говорит и дает нам необходимую подсказку для поисков матери. О да, и еще я хочу, чтобы он сдох, за то, как он поступил с людьми Банулта, за то, что сделал с его воинами – швырнул в ту башню и забыл о них, и даже за то, что он разбил сердца людей на его собственной земле и бросил их, а они теперь не знают, что с ними станется. И ради чего? – вопросил Бретт, продолжая вместе с Каллумом идти по следу. – Ради клочка земли, который его предки потеряли из-за собственной тупости.
Стоило вспомнить о преступлениях сэра Джона, и ярость Бретта вспыхнула снова. Мерзавец стал отравой для мирного и спокойного уголка страны, слишком редко знавшей мирные дни. Пусть людей Банулта и Гормфераха нельзя считать кланами в буквальном смысле слова, как известные семейные кланы, они все же были очень близки между собой, привязаны друг к другу, как это бывает в кланах, пусть и не кровным родством. Рыцари, основавшие оба эти места, сделали хороший выбор, и лэрды, правившие здесь до сэра Джона и сэра Бойда, с открытой душой принимали любого, кто желал к ним присоединиться, помочь строить и защищать общий дом. Они выбрали место, достаточно удаленное отовсюду, поэтому тут знали больше мира, чем войны.
И Бретт полюбил это место почти так же сильно, как полюбил Катриону Маки. Он едва не улыбнулся, наконец-то поняв и приняв эту истину. Сначала он покончит с угрозой, исходящей от сэра Джона, затем доставит Катриону домой, а потом найдет способ вернуться к ней и в Банулт. Теперь он знал, что это единственное место, где он будет по-настоящему счастлив.
Глава 16
– Простите его, отец. Он великий грешник и не знает ничего лучшего.
Катриона стиснула зубы, чтобы не закричать, когда сэр Джон сильно ударил ее по лицу, причем так хладнокровно, что это ужасало. Неужели вот так он ударил и ее ребенка? Теперь Катриона боялась, что такой же огромный синяк останется и на нежном, невинном сердце Элисон. Священник, к которому сэр Джон подтащил ее, связав руки, посмотрел на Катриону с ледяным презрением, давая понять, что она получила ровно то, что заслужила. Катриона с трудом удержалась, чтобы не показать ему язык, хотя это, конечно, ерунда по сравнению с тем, что ей хотелось сделать с сэром Джоном.
– Вы уверены, что хотите жениться на такой нахальной женщине? – осведомился священник.
– У нее земля, которая мне нужна, отец Мьюр, – ответил сэр Джон. – Это единственный способ, который у меня остался, чтобы получить мою землю назад. А говоря всю правду, это единственный способ прекратить беды, которые она обрушила на меня.
Катриона уставилась на него, приоткрыв рот, не в силах поверить, что он смеет обвинять ее в том, что очутился в этом ужасном положении. И все-таки, вглядываясь в его лицо, она поняла – он и вправду убедил себя в том, что все это по ее вине. Катриона сомневалась, что когда-нибудь поймет, каким образом он пришел к такому выводу. С ее точки зрения, это лишний раз доказывало, что сэр Джон сошел с ума.
Отец Мьюр окинул Катриону таким взглядом, что она мгновенно ощутила себя грязной.
– Она, пожалуй, слишком стара для того, чтобы подарить вам сына.
Вне всякого сомнения, это грех, но Катрионе отчаянно захотелось как следует ударить священника по губам. Почти невозможно поверить, но, кажется, она все-таки нашла священника, презирающего женщин даже сильнее, чем тот, что служил в Банулте, пока его не унесла лихорадка. И Катриона дала клятвенное обещание себе и всем женщинам Банулта – когда вырвется на свободу (Катриона наотрез отказывалась думать, что этого может не произойти) и снова займет свое место лэрда, то непременно подыщет для Банулта священника, который не будет считать всех женщин слабыми, греховными и достойными только презрения. Хоть один-то такой должен где-нибудь найтись?
– Мне всего двадцать пять, – огрызнулась Катриона.
– Пробыла замужем шесть лет и подарила мужу только одного ребенка. Девочку!
Отец Мьюр так произнес «девочку», будто хотел сказать «демона из преисподней». Тон его голоса превратил Элисон, величайший дар, какой Катриона когда-либо получала, в худшую из ее неудач. Она ничуть не удивилась тому, что разозлилась, услышав это, но ее слегка потрясло, когда она услышала собственный рык и поняла, что пытается встать на ноги, крепко стиснув кулаки. Сэр Джон схватил ее за плечо с такой силой, что она, не сдержавшись, ахнула от боли, и снова толкнул на колени. Катриона грязно выругалась.
– Не думаю, что вам, сильным, мужественным мужчинам, когда-либо приходило в голову, что ребенок – это ответственность не только женщины, но и мужчины, – рявкнула она. – Это его семя должно укорениться, верно? Может, это Бойд виноват в том, что я родила только одного ребенка и не подарила ему сына? Может, в нем, кроме малышки Элисон, больше никого и не было?
Отец Мьюр и сэр Джон потрясенно уставились на нее. Катриона не знала, чем вызван шок – то ли ее гневными словами, то ли самим предположением о том, что за подобное можно винить мужчину. Зато она хорошо видела, как потрясение переходит в ярость, и приготовилась к расплате. Мужчины не любят, когда им противоречат. Этот урок она отлично усвоила от отца.
– Да-да, и может быть, Элисон – единственное хорошее дело, которое удалось Бойду за всю его жизнь, – добавила Катриона и улыбнулась. Ей вдруг стало плевать на то, какую кару они на нее обрушат за это святотатство.
– Лэрд Банулта так и не научил вас, как должна себя вести добродетельная, благочестивая жена, – произнес отец Мьюр.
В это по-прежнему было невозможно поверить, но этот отец Мьюр оказался в своем презрительном отношении к женщинам даже ужаснее прежнего священника Банулта, больше Катриона в этом не сомневалась. И хотя она толком не могла припомнить, как вел себя их семейный священник, и не помнила, чтобы он выплевывал такие оскорбления, Катриона точно знала, что тот никогда не пытался помешать жестокому обращению отца с ней и с ее матерью, а значит, относился к тому же сорту людей, что и эти двое. Оба они сейчас гневно сверкали на нее глазами, решив забыть о том пустячке, что последние два года Банулт управлялся женщинами и мог бы процветать, если бы не множественные попытки сэра Джона погубить его. Все, что вело Банулт к краху, было делом рук сэра Джона, и только его.
– Вы совершенно уверены, что у вас нет другого способа завладеть Банултом? – спросил священник. – Просто поверить не могу, что наш сеньор-лэрд хочет, чтобы им управляла женщина! Это против всех законов Божьих и человеческих. Может быть, мне стоит поговорить с ним от вашего имени?
– Ничего не получится. Он уважает выбор сэра Бойда.
