Однако долги Шарля были значительно больше его активов, и некоторые из великих людей, присутствовавших на свадьбе (особенно его покровитель, Мирабо
[207]
), вскоре превратятся в злейших его кредиторов. Шарль вернулся к работорговле
[208]
в надежде сорвать большой куш. Он поставил на кон будущее дочери, а заодно и свое собственное, и доверил разыграть эту ставку невольничьему судну, носившему ее имя.
«Все ваши кредиторы
[209]
готовы к атаке», – весной 1773 года писал зять Шарля граф де Мольде из Парижа. К тому моменту Шарль вернулся на Сан-Доминго
[210]
, надеясь лично навести порядок в своих владениях
[211]
. Но состояние плантации было жутким, «дома, конюшни
[212]
и перерабатывающее оборудование» просто разваливались, как писал один из управляющих. «Сорок пять негров больны, а остальные измотаны до предела, потому что их почти не кормят и все равно заставляют работать. В силу этих двух причин многие чернокожие умерли».
Как будто покорившись злой судьбе, Шарль слег сам – в доме, купленном в Лё Кап, чтобы быть ближе к плантации, – и умер от осложнений, вызванных подагрой. Станислас Фоаш, кстати, посвятил кончине Шарля
[213]
следующее замечание: «Г-н де Пайетри только что умер
[214]
. Большая удача для его семьи, ведь он привел свои дела в величайший беспорядок».
Через три месяца после смерти Шарля Луи де ля Пайетри, все еще солдат, оказался замешанным в скандал
[215]
с продажей во французскую армию неисправного оружия. Луи погубил свою репутацию, провел две недели в военной тюрьме и спустя месяц скоропостижно скончался
[216]
.
Писатель Дюма позаимствует черты обоих дядей, не говоря уже о деде – признанном мерзавце, – при создании образов главных злодеев в романе «Граф Монте-Кристо». Читая судебные документы
[217]
, описывающие позорный процесс разбирательства с фальшивым богатством Шарля (что имело печальные последствия для его дочери и ее доверчивого мужа), я не мог избавиться от мысли о том, что для отрицательных персонажей в произведениях Дюма характерна одна интересная деталь: при всей своей алчности и беспринципности они производят на свет детей, которые могут вырасти невинными и славными. Писатель видел это на примере собственной семьи.
Поскольку два брата Пайетри умерли, а Антуан пропал без вести и считался мертвым, титул и собственность – вместе с кучей долгов – перешли к Мари-Анн и ее мужу. Все знаменитости, которые были гостями на их свадьбе, теперь явились в роли кредиторов, требуя, чтобы новые владельцы имения заплатили по счетам. Маркиз де Мирабо утверждал, что Шарль подписал какие-то документы, которые делали его «первым в очереди» кредиторов Пайетри
[218]
. Как подсчитал граф де Мольде, жена унаследовала такое количество долгов, что их можно было погасить только путем продажи всего имущества. Он обратился к одному из бывших агентов Шарля в Сан-Доминго с просьбой оценить плантацию и получил обескураживающий отчет: «Недвижимость разрушается
[219]
, дома рабов лежат в руинах, поля с тростником почти заброшены, рабы непригодны к работе. Ужасающая картина».
Впрочем, за два года, благодаря внимательному, хотя и заочному, управлению Мольде, плантация вновь начала приносить доход. Граф также расплатился с некоторыми из кредиторов Шарля и начал планировать продажу замка Бьельвиль
[220]
, чтобы погасить остальные долги. Братья Пайетри оставили после себя разруху, но с приходом нового и явно необычного поколения, с появлением более приличных наследников дела, похоже, наконец пошли на лад.
* * *
Французский военный корабль «Tresorier»
[221]
бросил якорь в Гавре, Нормандия, на первой неделе декабря 1775 года
[222]
. Судно пришло из Порт-о-Пренса, Сан-Доминго, и лишь один пассажир сошел на берег. Это был суровый мужчина примерно шестидесяти лет на вид, стройный, но крепкий, с красноватым загаром привыкшего к солнцу викинга. В доке он назвался таможенному чиновнику, который прилежно записал услышанное имя в книгу: «Антуан Делиль»
[223]
.
Владелец гостиницы, в которой Антуан Делиль
[224]
остановился в ту ночь, вспоминал, что постоялец, похоже, знал город великолепно для чужестранца. Из отеля Делиль разослал множество писем, в том числе на адрес аббата Буржуа, священника в поместье Бьельвиль. На следующей неделе он встретился с аббатом и представился ему так: «Я – Александр-Антуан
[225]
Дави де ля Пайетри, отче. Я вернулся из Сан-Доминго». В качестве доказательства
[226]
он показал священнику свое свидетельство о крещении, написанное в маленькой церкви Бьельвиля 26 февраля 1714 года. «Расскажите мне о том, что здесь случилось за эти годы, и я дам вам необходимые указания. Я – старший сын и нахожусь в своем праве».
