Я принялся мысленно считать, сколько шатров я посетил и скольких сотников не досчитается сегодня их военачальник. Выходило – шесть. Очень неплохо для одной ночи. Очевидно, последовало какое-то указание, от каждой сотни вышло по несколько человек, и лагерь оцепили. Ха, эти уроды думают, что ночью к ним кто-то проник. Ну-ну, ловите его, ату!
Днем ни одна сотня никуда не вышла. То ли внутри лагеря искали врага, то ли шли назначения новых сотников. Мне это было на руку. Одно плохо – сон одолевал. Веки так и слипались. Ночью был такой выброс адреналина, что сейчас во всем теле чувствовалась усталость, голова была тяжелой. Я периодически себя щипал за ноги, покусывал губы. Спать нельзя, надо понаблюдать. А ночью смыться – и к своим.
И все-таки сон оказался сильнее меня. Как я заснул – даже и не заметил, но проснулся внезапно, от чувства тревоги. Внизу, под деревом, кто-то разговаривал, причем по-татарски. Я насторожился и затих. Руки-ноги затекли, но я боялся даже пошевелиться. Из лука татары стреляют отменно, даже на звук. Заподозрят – пустят несколько стрел, вот тут мне и хана. На развилке сидеть хорошо, но сдвинуться в сторону невозможно, да и щита нет.
Татары поговорили да и двинулись дальше. Я вытер со лба холодный пот. Стоило мне всхрапнуть во сне или пошевелиться – и вякнуть бы не успел. Да, расслабился, а ведь ты не бессмертный, Юра. Так, наградила судьба несколькими полезными свойствами, но и только. Нельзя терять осторожность вблизи лагеря противника. Тем более татары после ночного происшествия настороже. Ба! Да не лазутчики ли это? Небось мурза ихний велел леса обшарить – нет ли поблизости наших воинов? Стало быть, воины не простые, скорее всего – следопыты. А не взять ли мне «языка»? Всего одного, второй будет лишним. Узнать бы еще, кто из них по-русски говорить может. А то еще ненароком убью не того.
Я поймал себя на мысли, что рассуждаю о предстоящем убийстве – да, противника, да, татарина, принесшего беду на Русь, – как о деле обыденном, не вызывающем страха в душе. Воистину жестокий век, жестокие нравы. Хочешь выжить – приспосабливайся.
Я обратился в слух – ни шагов, ни разговоров. Ушли? Осторожно, стараясь не хрустнуть веткой, спустился вниз. Куда они пошли? Ну, ясный перец – не в сторону лагеря татарского.
Медленно, прячась за стволы деревьев и кусты, стал углубляться в лес. Что за шум? В несколько прыжков приблизился. Перед обоими татарами стоял на коленях русский мужик, судя по одежде – хлебопашец. Со зловещими ухмылками татары вытягивали сабли из ножен. Медлить нельзя.
Я выхватил пару бумерангов и пустил в цель. Оба повалились на землю, а мужик бросился наутек. Взял «языка», называется.
Подойдя, обтер бумеранги от крови об одежду убитых. И что теперь? Оставалось надеяться, что эти лазутчики не единственные, надо пройти вдоль опушки да схорониться в кустах. Глядишь – удастся кого-нибудь взять в плен.
Отойдя параллельно опушке леса метров двести, я нашел удобное место – тропинка, рядом густые кусты бузины. Заранее приготовил саблю, положив рядом с собой. Теперь бы не уснуть. Сон на дереве немного освежил, но неподвижное сидение в кустах снова заставило веки смыкаться. Чу, шаги! Я подобрался, как пружина. Двое или трое. Если двое – неплохо. Первого полосну саблей, второго надо брать в плен, без рукопашной не обойтись.
Шаги ближе и ближе. Я выскочил из кустов, как черт из табакерки, полоснул первого татарина саблей по шее, отбросил саблю и кинулся на второго. От неожиданности тот не успел даже схватиться за саблю. Сильным ударом под дых я отправил его в небольшой болевой шок и, пока он, согнувшись, хрипел, отцепил от пояса его саблю, наступил ногой на лезвие и сломал. Свою саблю вложил в ножны.
Татарин все еще разевал рот, тараща на меня выпученные глаза.
– По-русски понимаешь?
Татарин не реагировал, хрипеть перестал и начал икать. Вот незадача. Я надавил на глазные яблоки, и икота прекратилась.
– Будешь говорить или убить, как его? – Я показал на убитого.
– Якши, буду говорить.
– Кто такие, откуда?
– Казанские мы, юлдузы Сафа-Гирея.
– Кто в лагере главный? Кто возглавляет ваших воинов?
– Селим-мурза, темник.
– Воинов сколько?
– Не знаю.
Я вытащил саблю и поднес к его шее.
– Еще раз скажешь – «не знаю», отправлю к Аллаху. Понял?
– Я бы сказал – считать могу только до двух десятков.
– Хорошо, сколько сотен?
– Много.
– Куда идете?
– На Рязань, там соединимся с литвинами, на Москву пойдем.
Ни фига себе, серьезные у них планы. Я задумался и на миг упустил из виду своего пленника. Тот, чувствуя, что сабля моя не у шеи, выхватил засапожный нож и ударил им меня в живот. Лезвие его скрежетнуло по бумерангам и ушло в бок, пропоров одежду и лишь оцарапав кожу. Я вжикнул саблей и почти отсек ему голову.
Задумался, растяпа. Если бы не железные бумеранги, сыгравшие роль кольчуги, лежать бы мне сейчас на тропе с выпущенными кишками. На волосок от смерти оказался. Впредь наука: поймал противника – обыщи.
Надо к князю поспешать, уж больно сведения важны.
Я отошел в глубь леса, выискивая небольшую поляну, и нос к носу столкнулся с двумя татарами. Встреча была неожиданной для обеих сторон. Мы выхватили сабли и настороженно уставились друг на друга. Я сделал выпад, татарин отбил, еще выпад – татарин увернулся. Опытный противник, это почувствовалось сразу.
Второй татарин медленно стал обходить меня слева. Плохо, щита у меня нет, если нападут дружно с обеих сторон, придется туго. Сосредоточившись, я сделал обманный выпад и, когда татарин прикрылся щитом прыгнул в сторону и уколол в сердце одного, развернулся ко второму. Этот был попроворнее, и схватка немного затянулась. Когда он в очередной раз отскочил, уходя от удара моей сабли, я схватил щит убитого и метнул ему в ноги. От неожиданного удара татарин припал на правую ногу, и мне удалось нанести ему резаную рану в бедро. Нога его обильно окрасилась кровью. Как опытный воин, он понял, что время работает против него, и перешел в атаку. Кровотечение ли было тому виной или удар по ноге щитом, но противник мой уже не передвигался так быстро, и вскоре мне удалось одержать победу. Еще двумя лазутчиками меньше, может быть, важные сведения несли своему мурзе.
За поясом одного из убитых что-то блеснуло. Нагнувшись, я вытащил из-за кушака золотой крест приличного размера – с мужскую ладонь. Зачем он ему, нехристю? Не иначе – трофей, с убитого священника снял или в разграбленной церкви. Не стоит оставлять его здесь, на убитом мусульманине. Вытащив крест, я сунул его за пазуху. При первом удобном случае надо найти цепочку и повесить его на себя. Я бросился бежать – надо скорее добраться до коня. Вот и он стоит. Я вскочил в седло и пустил коня в галоп.
Через несколько верст лес кончился. Вдали показался город. Городские ворота заперты. Я постучал рукоятью сабли, сверху высунулся дружинник:
