Вот только на волка-оборотня он не похож. Вроде собаки, только однотонно серый.
– Дай-ка сюда факел.
Андрей почиркал кресалом, зажег факел.
Я вытянул руку с факелом над оврагом. Неяркий колеблющийся свет едва достигал кустарника – высохшего, с редкими, оставшимися с осени желтыми листьями. Что там, за ними? Решение пришло сразу – надо поджечь кусты. И нам видно будет, и любую тварь из оврага выгонит. Что настоящие волки, что оборотни огня боятся.
– Тащите сухие ветки!
Андрея побежал к близкому лесу и вскоре вернулся, неся охапку веток. Ох и долго не хотели они загораться. Наконец пучок веток занялся от факела, и я швырнул их вниз, на ближайшие кусты. Ветки упали удачно, повиснув на кустарнике, и неожиданно ярко вспыхнули.
От кустов метнулась тень на Павла. Щелкнула тетива, еще раз. В овраге раздался короткий взвизг, на Павла выскочил здоровенный волк и прыгнул на дружинника. Из правой лопатки у него торчала стрела, но волк был силен, и удар – мощным. Павел успел прикрыться щитом от раскрытой пасти и ударил саблей снизу, отрубив волку задние ноги. Снег вокруг них сразу окрасился кровью.
В это время успел подбежать я и несколько раз воткнул с проворотом лезвие сабли в грудную клетку, целясь в сердце. Волк вздрогнул, упал и забился в агонии. Испуганный Павел оглядывал себя – нет ли где ран? При этом каждый из нас не боялся получить ранение в бою, даже возможную смерть от руки врага воспринимали как вероятность, мы сами выбрали себе эту профессию. Но получить рану от оборотня и потом самому превратиться в мерзкую тварь никому не хотелось.
Глаза волка остекленели. Сдох!
К нам на негнущихся ногах подошел Андрей, за ним прибежал Герасим – все-таки он стоял дальше, и последним – охотник. На наших глазах произошло обратное превращение – из зверя в человека. Перед нами лежал наш же боевой товарищ и брат Андрея Михаил. Андрей упал брату на грудь и разрыдался.
– Что я тятьке скажу?
– То и скажешь – в бою с нечистью погиб, честно сложил голову.
– А как же?.. – Андрей кивком указал на тело брата.
– Он с честью сражался с оборотнем-старушкой, и то, что именно он пострадал, – беда его, а не вина. На его месте мог оказаться любой из нас.
Я обвел глазами дружинников. Все стояли, потупясь. Чувства раздваивались: с одной стороны – проверенный в боях ратник, наш верный товарищ, с другой – злобный и кровожадный волкодлак. Но теперь зло повержено, в каком бы обличье оно ни было.
– Так и скажем князю, а ты, Андрей, – тятеньке своему, что Михаил сражался с нечистью и погиб как воин. Думаю, хоронить в земле с отпеванием… – я замялся, – не очень правильно, закопать, как злыдня, просто бросив в яму, – опасно, вдруг в полнолуние оживет. Предлагаю сжечь на погребальном костре, как это делали наши предки, как викинги делают до сих пор.
Все молча разбрелись по лесу, собирая сухой валежник. Охотник выбрал сухостой и срубил его небольшим топориком.
На порубленные стволы деревьев уложили тело Михаила, обложили валежником. Андрей поджег костер, и мы отошли, наблюдая, как разгоравшееся пламя охватило тело.
Обратно тоже шли молча, в мрачных раздумьях. Вот потерян наш товарищ, а началось все от неопасной вроде бы на первый взгляд раны. И каждый думал – а если завтра меня укусит, поцарапает, порвет когтями какая-нибудь тварь, во что я могу превратиться? Превращусь ли в мерзкое создание, и мои товарищи будут вынуждены меня убить? Нет ответа. Такие размышления угнетали всех.
Расстались с охотником у его избы.
– Дальше дорогу найдете?
– По следам найдем.
– Спаси вас Бог за помощь!
Охотник низко поклонился, мы ответили тем же.
Уже начало светать. Мы выбрались на дорогу, зашли на постоялый двор.
– Кушать будем ли?
Все отказались.
– Тогда спать, сегодня ночью снова на Муром пойдем.
Большого энтузиазма мое сообщение не вызвало. Однако вечером все с большим аппетитом поели, умяв небольшого жареного поросенка. Я так понял – это и завтрак, и обед, и ужин.
Оседлав лошадей, мы выехали на дорогу. Почти до самого Мурома ехали спокойно, хотя и в напряжении. И буквально за пять верст до города, когда уже начало светать, послышались крики. Кричали люди – впереди, за поворотом дороги, явно шел бой.
– Вперед, оружие к бою! – скомандовал я. Пришпоренные лошади рванулись вперед.
Впереди стоял обоз, слышались удары железа о железо, мелькали смутные тени.
От обоза к нам рванул мужичок в одной рубахе и штанах, теплой одежды – шапки, тулупа – на нем не было. В руках он держал оглоблю.
– Рятуйте, люди добрые – тати напали, живота и добра лишают!
Ратники вмиг повеселели: тати – это не нежить! И сами рванули вперед, прямо в самую гущу свалки. Засвистели сабли, раздались крики боли и предсмертные хрипы.
Я слегка растерялся – кого бить? Одеты одинаково – все в овчинных тулупах, все кричат, машут кулаками и топорами. Как бы обозных не побить!
Я привстал на стременах и крикнул что есть силы:
– Обозники – на сани! Остальных – руби!
Даже в пылу схватки меня услышали. Отбиваясь от нападавших, пятеро мужиков вскочили в сани поверх холстин, что укрывали товар.
В два прыжка моя лошадь оказалась возле дерущихся. Я замахал саблей, с другой стороны обоза устроили мясорубку мои сотоварищи. Несколько мгновений – и от обоза прыснули в лес трое оставшихся в живых разбойников. Герасим не оплошал и из лука успел завалить еще одного татя.
Мы спрыгнули с коней. Разгоряченные боем мужики стояли на санях, сжимая в руках топоры. Сзади подбежал мужик, что кричал «Рятуйте!». В руках он все еще держал оглоблю.
– Что случилось?
Наша помощь и мой строгий голос оказали отрезвляющее действие. Мужики повыпрыгивали из саней и собрались передо мной. Мужик с оглоблей заговорил:
– Купец я муромский, Твердила, Антонов сын. Вот решил с утречка пораньше из Мурома в Мошкино, а там, ежели повезет – и в Егорьевск. Слыхал, что на тракте балуют, да думал – обоз небольшой, лошади справные – проскочу. Кабы не вы – всех живота бы лишили. Вот уж спасибочки! Чтой-то лица мне ваши незнакомые, не муромской дружины.
– Из Москвы, княжьи дружинники.
Какого князя, уточнять я не стал.
– Вот спасибочки. Может, до Мошкино вместе двинемся?
– Твердила, где твое Мошкино, а где Муром? Мы же в Муром едем, тут и осталось пути всего ничего.
– Ну да, ну да. Так из Мурома вы в Мошкино?
– Это уже вечером.
– Да как же это? Кто же ночью в дорогу собирается?
– Нам так надо. Хочешь – переночуй в Муроме, а вечером – с нами. Не хочешь – твое дело. Я в сопровожатые не набивался. А что везешь?
