– Для других целей.
– Ну, пойдем.
Ключник отдал мне второй бочонок с полпуда весом. Я попросил его поискать фитили.
– Это что такое, для свечей, что ли?
– Нет, для огненного боя. Инок Михаил сведущ в своем деле, должны где-то быть.
– А какие они с виду?
– Как веревочки пеньковые, в кольцо свернутые.
– Есть, есть такие.
Ключник порылся в кладовке и вытащил небольшую бухту фитиля. Я примерился и отрезал кусок, даже с запасом. Поблагодарив ключника, покатил бочонок к воротам. Ножом пробил в дне бочонка дырку и вставил фитиль. Бомбочка готова, теперь нужно выждать удобный момент и…
Я взобрался на стену. Похоже, у разбойников обеденный перерыв. Костерок развели, котел подвесили – не иначе как баранчика, у крестьян отобранного, варить будут. А ведь неплохо: все у костерка сидят, ложки облизывают в предвкушении обеда…
Я скатился по лестнице вниз, поджег фитиль и крикнул монаху:
– Открой воротину!
– Ты что, тати ворвутся.
– Ты открой, я бочонок выкачу, и ты снова закроешь!
– Без одобрения настоятеля не могу. Спроси у него.
Я указал на бочку:
– Знаешь, что это такое?
– Зелье бесовское для наряда.
– Правильно. А огонек видишь?
– Вижу.
– Ежели ворота не откроешь, порох взорвется, стены порушит и от ворот только щепки останутся. Времени нет, открывай быстрее.
Побледневший монах отодвинул оба тяжеленных запора и приоткрыл ворота. Я выкатил бочонок, убедился, что фитиль сидит плотно, и с силой катнул его к лесу. Бочонок нехотя покатился под уклон, набирая скорость. Я юркнул за тяжелую створку ворот, и монах спешно задвинул засовы.
– Пошли наверх, на стену, сейчас увидишь чудо – как люди летают!
Я взбежал по стене, монах не отставал. Все-таки любопытство – великая движущая сила.
Мы стояли и наблюдали за бочонком. Я молил Бога, чтобы какая-нибудь кочка или камень не задержали или не отклонили в сторону бег бочонка.
Разбойники не сразу заметили катящийся бочонок, а когда увидели, стали показывать пальцем, крича:
– Вино к обеду подали!
Никто из них пока ничего не понял. Когда до шайки оставалось метров двадцать, человек в зеленом кафтане бросился бежать в сторону – все-таки он был воин и все успел понять.
Не докатившись несколько шагов, бочка взорвалась. Грохот был просто оглушительный, взметнулось пламя, все заволокло дымом и пылью. От взрывной волны у нас, стоящих на стенах, посрывало шапки. Все стояли в изумлении.
Когда дым рассеялся, а пыль улеглась, раздались радостные крики монахов. Шайка просто перестала существовать. На разном удалении от взрыва виднелись куски тел, но никто не шевелился. Лишь поодаль мелькнул среди кустов зеленый кафтан.
– Все, братья, кончилась ваша ратная служба.
Монахи опасливо спускались вниз, но караульного у надвратной башни оставили. Жизнь научила быть осторожными.
Мы с Петром направились к сарайчику, но на пути были остановлены здоровенным молодым монахом:
– Настоятель просит к нему зайти.
Ну что же, зайти надо. Кабы не стены монастырские да помощь монахов, тяжко нам пришлось бы, а может, и жизни лишились бы. У татей луки были, стрельнули бы из кустов – и все дела. Мало ли на Руси путников на дороге убивают, никто бы даже и не погоревал. У Петра родня в Пскове, а у меня в этом мире вообще никого.
Войдя в зал, поклонились игумену. Он в ответ перекрестил нас крестным знамением, поблагодарил за помощь в защите монастыря, затем попросил Петра удалиться, сказав, что хочет поговорить со мной наедине. Игумен прошелся по залу, предложил мне сесть. Сел сам напротив меня, долго на меня молча смотрел так, что я начал ерзать на скамье и чувствовать себя неуютно. Взгляд, от которого невозможно укрыться, – пронизывающий, проникающий во все уголки души. Наконец он заговорил:
– Господь осчастливил меня, послав человека из другого мира.
У меня от удивления чуть не отвалилась челюсть. В мозгу промелькнуло: «Как он узнал? Что мне делать? Бежать?» Затем я взял себя в руки: надо послушать, что он скажет, может быть, я что-то недопонял?
Игумен продолжил:
– Как тебя звать?
– Юрий Котлов.
– Откуда ты?
Я решил придерживаться легенды, придуманной самим для окружающих:
– Из Рязани.
Игумен досадливо поморщился, махнул рукой:
– Расскажи о своем мире.
Мысли заметались снова: «О каком мире он говорит, что ему можно рассказать? Не сочтет ли он меня колдуном или еретиком, не сожжет ли на костре? Времена жестокие и наказания тоже очень жестокие». Я решил поиграть в кошки-мышки, выдать себя за недоумка.
– О каком мире ты говоришь, отец Никодим? Я что-то не пойму.
– Не бойся открыться, человек. Я долго живу, много повидал и пережил. Не старайся показаться глупее, чем ты есть. Ты молод, а глаза у тебя человека мудрого, обремененного многими знаниями. У тебя глаза человека не нашего мира. Откуда ты? В Священном Писании говорится о необыкновенных случаях, думаю, что твое появление – один из таких случаев. Мне любопытно. Доверься мне, я не совершу подлости и не причиню тебе зла.
– Хорошо, отец Никодим. Что ты хочешь услышать?
– Откуда ты, из какого мира пришел?
– Я русский, из Москвы, только из далекого будущего, по времени – через пятьсот лет.
Игумен закрыл глаза, переваривая услышанное. Какой-то инок попытался войти в дверь, но настоятель властным жестом приказал оставить нас одних. Когда он повернул ко мне голову, глаза его сияли молодым блеском, удивлением, жаждой знания.
– Расскажи мне о Руси.
– Это долгий рассказ, настоятель.
– Если твой друг торопится выполнить поручение князя, я могу дать двух иноков, бывших дружинников, ему в охрану. А тебя прошу рассказать, пролить свет на будущее. Пойми, такое случается очень и очень редко, тебя послал ко мне Господь или уж не знаю кто, не откажи.
Я вздохнул:
– Тогда слушай. – И очень коротко, сжато пересказал все, что помнил по истории и что видел и узнал сам во время первого перехода – про Ивана Грозного, опричнину, расширение границ Руси, Петра Великого, Екатерину, Наполеона, большевиков. Говорил я до вечера, даже язык заплетаться стал. Но старец внимал с неотрывным интересом, засыпая кучей вопросов.
– Самое главное для меня – я узнал, что Русь уцелеет и станет могучей державой, что сохранятся вера Христова и Церковь. Спасибо за беседу. Сейчас тебя покормят, и, если ты не против, мы завтра продолжим.
