– Федька, неладно что-то. Вниз, в трапезную, спускаться рискованно – давай через окно во двор выберемся, разузнаем.
Я вернулся в комнату, распахнул створки слюдяного оконца. Маловато оконце – только протиснуться.
Я вылез из окна, встал на выступающий край бревна, затем схватился за него руками, повис в воздухе и спрыгнул во двор. Земля оказалась близко.
– Федька! – Я махнул рукой.
Громко говорить нельзя – я шипел, как гусь. Вот и Федька приземлился рядом.
– Идем вдоль стены.
Мы прижались к стене избы, осторожно ступая, направились к выходу. Со стороны конюшни показались две тени, тянущие за собой на поводу по две лошади. Не наших ли лошадей крадут?
Я обернулся к Федьке:
– Нападаем – только молча. Ближний – твой!
Мы скользнули до угла, таким же тенями, как и конокрады, выскочили им наперерез. Я в три прыжка оказался напротив противника и саблей ударил его по шее. Такой же чавкающий звук раздался рядом.
– Готово, боярин.
– Бери лошадей, надо их в конюшню вернуть.
Мы завели лошадей в конюшню и вернулись во двор. За ноги оттащили убитых в темный угол. Я всмотрелся в лицо убитого – узкие глаза, усы свисают до подбородка. Тоже татарин. Как они здесь оказались? Если бы война началась, нападение татарское, мы бы знали. Только вчера были под Москвой, и никто словом не обмолвился. Да и войск, суеты среди населения не наблюдалось – уж я бы заметил. Главный вопрос: сколько их? И что им надо?
– Федька, давай – заходи с главного входа. Надо поглядеть, почему обслуги и постояльцев не видно.
Федька опрометью метнулся к двери, приоткрыл ее, прислушался и проник в трактир. Я стоял за углом, в тени дома. Никого нигде не было видно. Может, это залетная шайка татарская? Почему они так далеко зашли, почему тактика странная? Обычно они налетали с визгом и шумом, окружали усадьбу – скрываться, тихушничать и не думали. Наоборот – напугать, подавить моральный дух, сломить сопротивление жителей, захватив при этом пленных, – вот их любимая тактика.
Из дома вынырнул Федька.
– Боярин, в доме – никого.
– Как – никого, куда же они делись?
– Ой, извини, не так сказал. Живых никого, все убиты. Кровищи везде полно. И слуги, и постояльцы убиты. Похоже – во сне зарезаны.
Час от часу не легче. Какие-то татары странные. А может, и не татары это вовсе? Так же выглядят те же ногаи, башкиры и некоторые другие степные народы.
– Федя, залезь на крышу конюшни и посмотри, что за забором делается. Не нравится мне эта тишина. Или они только вчетвером напали?
– Сделаю, боярин.
Федька исчез и минут через пятнадцать появился рядом со мной.
– Перед воротами веревку поперек дороги натянули, двоих сам видел. Может, и еще кто есть, так темно, не видно ничего.
Так я и предполагал. Не могут они без пакостей мирно жить.
– Федя, давай так. Ты снова лезешь справа, со стороны конюшни, я – слева, от подклетей. Заходим им сзади, по моему сигналу нападаем и рубим.
– Каков сигнал?
– Крякну уточкой.
– И стрелу в бок получишь. Ты что, боярин, какая уточка ночью крякает? Тогда уж филином ухни – самая что ни на есть ночная птица.
Я признался, что не умею. Федька вызвался крикнуть филином сам. На том и порешили.
Я полез на подклети для продуктов слева от постоялого двора, Федька полез на крышу конюшни. Я перелез через крышу, повис на руках, спрыгнул на землю. Прижался к забору, двинулся в сторону ворот. До смутно мелькающих теней было метров семь-восемь.
Я медленно стал вытаскивать саблю, потом передумал, взял в руку кистень. Надо оглушить и попытаться взять пленного. Убить, напав сзади, – просто, но важнее выяснить – кто такие и сколько их. Ну почему не подает сигнал Федька?
Что-то ухнуло поодаль – наверное, это и есть крик филина. Я лично никогда не слышал крика этой ночной птицы.
Я выскочил из-за угла забора, в три прыжка оказался за спиной противника и метнул в него грузик кистеня. Послышался тупой звук удара, и враг упал. Я расстегнул на нем пояс, перевернул его на живот и связал ремнем руки. Так спокойнее.
Из темноты возник Федька.
– Ты как, барин?
– Пленного вяжу.
– А я своего прирезал, – с гордостью сообщил холоп.
– Бери татарина за ноги, поволокли в избу – допросим.
Я взял пленника за руки, Федька – за ноги, и мы потащили его в избу. Там бросили на пол, как куль.
– Федор, запри дверь.
Федор громыхнул запорами. Так оно надежнее.
На столе стоял кувшин с недопитым постояльцами квасом. Я вылил его на лицо пленника. Татарин – или кто он там был – завертел головой, открыл глаза.
– Ты кто такой?
Татарин попробовал пошевелить руками. Я пнул его в живот.
– Оглох? Думаешь – я церемониться с тобой буду? После того как твои дружки всех постояльцев и прислугу перерезали?
Татарин завертел по сторонам головой. Интересно, что он хотел увидеть – убитую прислугу?
Я вытащил нож, вонзил его в плечо пленнику. Татарин взвизгнул, затем тонко завыл.
– Заткнись, не то обстругаю, как Буратино.
Вмешался Федька.
– Как кого обстругаешь?
– Ты лучше за окнами поглядывай, не ровен час – еще гости пожалуют.
– Сколько вас было? – Я пнул пленника.
– Десяток, – процедил сквозь зубы татарин.
Оп-па! Шестерых мы с Федькой положили, значит, четверо еще где-то пакостничают.
– Где они?
– В соседней деревне, до утра сюда подойдут.
– Кто вы такие, как здесь оказались?
– Из улуса мурзы Ахмеда.
– Казанского ханства?
Татарин кивнул.
По большому счету, я узнал, что хотел. Время не терпит, вскоре должны заявиться остальные. Теперь понятно, зачем пришли – пограбить. Да ведь как нагло – Москва совсем рядом, в часе езды на лошади. Меня это поразило.
– Деньги искали? Пленных хотели захватить?
– Как получится, урус.
– Кроме вашего десятка, еще татары есть поблизости?
Татарин отвернулся. Ну – ты сам выбрал свою дорогу. Я вонзил ему нож в грудь.
– Федь, слышал – еще четверо должны подъехать. На коне бы их встретить – так темно и неизвестно, с какой стороны заявятся. Что думаешь?
– О мушкете думаю. Зря не взяли.
– Сам об этом подумал. Вот что. Я пойду пистолет заряжу, а ты пошарь в комнате хозяина.
