А на четвертый день – налет «лаптежников». «Юнкерсы» появились неожиданно, вывалившись из-за облаков, и ведущий сразу свалился в пике.
Первые бомбы пришлись по передовой.
На батарее при появлении штурмовиков сразу объявили тревогу и открыли огонь, тем самым обнаружив себя.
Второй самолет целил уже не по позициям пехоты, а по батарее. Автоматическая пушка жрала снаряды, как паровоз дрова. Короткая очередь – и пяти патронов нет. Заряжающий почти все время кричал:
– Патроны давай!
Игорь подносил сразу по две-три обоймы. И другие пушки батареи грохотали непрерывно, пока не попали под бомбовый удар «лаптежника». Сверкнул один разрыв, второй – уже ближе, а третий и вовсе пришелся по брустверу капонира. Игорь успел заметить вспышку и от сильного удара в ногу потерял сознание.
Очнулся он уже в госпитале и сначала не понял, где находится – вокруг были белые стены и потолок. Во рту ощущалась сухость, во всем теле – слабость, левое бедро дергало и ныло. Рядом кто-то стонал.
Заметив, что Игорь пришел в себя, к нему подошла медсестра.
– Пить, – прошептал он. Язык был сухой и шершавый, как наждачная бумага.
К его губам поднесли поильник, и ничего слаще и вкуснее этой воды Игорь никогда не пил. Пол-литровый поильник он осушил моментом.
– Еще!
– Нельзя тебе больше. Ты и так трое суток без сознания, да еще операция…
– Нога цела? – испугался Игорь. – Не отрезали?
– Цела! Осколком только кусок мышцы вырвало, ты крови много потерял.
У Игоря отлегло от сердца. Он хотел голову поднять, чтобы убедиться, на месте ли нога, но сил не было, голова кружилась от усталости. Но организм был молодой, и на поправку он пошел быстро. Переливание крови, уколы витаминов, нормальное питание в госпитале и отдых делали свое дело.
Через десять дней он уже стал вставать с кровати и ходить по палате, опираясь на костыль. Когда перестала кружиться голова и отступила слабость, стал выходить в коридор.
Госпиталь располагался в глубоком тылу, в полутора сотнях километров на восток от Старой Руссы.
К удивлению Игоря, в госпитале было много краснофлотцев. Одеты они были, как и все раненые, в больничные халаты и кальсоны, но в вырезе халата у каждого была видна тельняшка.
Познакомившись с некоторыми из них поближе, Игорь узнал, что все они из морской пехоты. С началом войны, когда Балтийский флот оказался заперт в Кронштадте и Невской губе, матросов с кораблей и береговых частей морфлота забрали в пехоту. Только тельняшки и бескозырки они не сдали и перед атакой меняли каски на бескозырки. В принципе, от Боровичей, где был госпиталь, до Балтики было не так уж и далеко.
Госпиталь располагался в здании бывшей школы, классы превратили в палаты. Вот там коек было много, по двадцать-тридцать в каждом. Но палата, в которой лежал Игорь, была небольшой, на три койки, стоявшие почти вплотную.
Дело постепенно шло к выписке. Игорь еще прихрамывал, но ходил уже без костылей и даже без палочки. Каждый день, если позволяла погода, он «нарезал» круги по бывшему школьному саду. А она не баловала – осень! Небо было почти постоянно затянуто тучами, часто шли моросящие дожди, дул холодный ветер. В халате и тапочках в такую погоду много не погуляешь, а другой одежды в госпитале не выдавали.
Однажды на освободившуюся койку положили раненого морпеха. Рана была тяжелая, в живот. Морячок был без сознания, уже после операции, и медсестра попросила Игоря:
– Ты приглядывай за однофамильцем. Он тоже Катков, только Сергей Ильич. Не родственник?
– Откуда мне знать? – пожал плечами Игорь. – Очнется – поговорим.
Только морячок не очнулся и, не приходя в сознание, умер на третий день.
Игорь прочитал и запомнил табличку на его кровати. Имя и отчество отпечаталось в памяти сразу и накрепко, как только он услышал их от медсестры, но на табличке были еще число, месяц и год рождения. А задумал он, как только услышал об однофамильце, уйти из госпиталя, но по его документам. Перестраховаться, избежать дальнейших подозрений. Сделают запрос в госпиталь, а он умер от ран. И документы настоящие, чистые.
Волновался, конечно. Но после военно-врачебной комиссии получил справку о ранении, где после фамилии были лишь инициалы – с ней он и заявился в каптерку к сержанту.
– Выписывают меня, вот справка.
– Поздравляю!
Игоря одели в потрепанную, но чистую форму, выдали красноармейскую книжку однофамильца и сухой паек на три дня. Грузовиком, вместе с группой выписанных по выздоровлению, перевезли на пересыльный пункт. А дальше – поездом в Тихвин.
В городе осталось мало целых зданий, но запасной полк располагался на окраине города в палатках.
Поначалу Игорь не откликался на свое новое имя, но за неделю пообвык. Обычно в армии обращаются по фамилии, это только среди сослуживцев обращение по именам.
Каждый день в запасной полк приезжали «покупатели» – как называли представителей воинских частей. Особенно востребованы были технические специальности – танкисты, артиллеристы, радисты.
Наконец, к исходу недели, перед строем в две сотни человек вышел командир в черной морской форме.
– Моряки или морские пехотинцы есть?
Игорь сделал шаг вперед.
– Сдать мне красноармейские книжки, ожидать на плацу. Остальным разойтись.
В отобранной группе оказались десять человек.
Командир сходил в штаб части с документами, отметил убытие, и к обеду они уже выехали на грузовике. Солдаты в кузове гадали, куда их везут, на какой корабль или в какую береговую часть они попадут.
Когда они уже подъезжали к пригородам, один из солдат воскликнул:
– Да это Ленинград, братцы!
Из всех солдат, сидевших в кузове грузовика, в городе на Неве был только этот. Все остальные смотрели по сторонам – о блокаде города они знали. Но как же они проехали, если блокада?
Оказалось, что в январе 1943 года войска Ленинградского и Волховского фронтов начали наступление навстречу друг другу и соединились в районе рабочих поселков № 1 и № 5 и освободили Шлиссельбург. Они очистили от немцев южное побережье Ладожского озера на ширину от восьми до одиннадцати километров, быстро были проложены автомобильная и железная дороги.
Людей из запасного полка привезли на остров Голодай – ныне остров Декабристов, который находится по соседству с Васильевским островом. Здесь, в здании средней школы, располагалась рота особого назначения. Из-за секретности РОН именовалась ротой ЭПРОН – экспедиции подводных работ, занимающейся подъемом затонувших плавсредств.
Подчинялась рота разведотделу штаба Краснознаменного Балтийского флота, а командиром ее был Иван Васильевич Прохватилов, замполитом – А. Мащенко. Именно Прохватилов, молодой выпускник Военно-морского училища, по приказу командования Балтфлота создал роту водолазов, разведчиков-диверсантов.
