– Должно быть, эта жизнь кажется вам странной, – не без ехидства предположил он.
– Цирк спас жизнь мне и моим сыновьям, за что все мы искренне благодарны. Лошадей, с которыми выступаем, подарил друг. Единственное, что я умел делать на родине, – это ездить верхом и тренировать лошадей. А за последний год многому научился. – Простота и честность ответа обескуражила воинственно настроенных мужчин. Граф не пытался важничать, вел себя скромно и говорил правду.
– Не переживайте, – неожиданно рассмеялся один из братьев, разгоряченный вторым стаканом водки, и взглянул почти с симпатией. – Мы тоже не умеем делать ничего, кроме как кувыркаться на трапеции и наблюдать за выступлениями сестры на проволоке. Этого вполне достаточно для жизни, как и того, чем занимаетесь вы. – Он немного помолчал, а потом великодушно добавил: – Хорошо работаете. Особенно мне нравятся белые. Как вам удалось научить их так стоять?
– У них это в крови. – Николас улыбнулся. – Они родились с удивительными способностями. В Вене существует специальная школа, где лошадей липицианской породы учат всем премудростям. Ну а для меня их подготовил друг. Мечтаю когда-нибудь заняться разведением липицианов.
– Должно быть, эти красавцы стоят кучу денег, – покачал головой Маркович. Николас кивнул. И тут другой брат задал самый важный вопрос – тот самый, о котором все думали и которым все чаще терзали Кристиану. – Планируете здесь остаться?
– Планирую и надеюсь, – ответил Николас. – Чтобы растить детей, необходима работа. А к тому времени, как с Гитлером покончат, Германия окажется разрушенной до основания. Цирк – наша единственная надежда. – Он не принимал в расчет замок и земли на родине, которые мог унаследовать после того, как Гитлер потеряет власть или проиграет войну. Пока Николас не имел доступа к семейному состоянию, жил на зарплату, как все остальные артисты, и знал, что, скорее всего, так будет продолжаться еще очень-очень долго. Поэтому старался экономить деньги и ограничивал себя в расходах. – А как обстоят дела у вас? В Польше остались родственники?
– Только несколько кузенов. Большинство наших давно здесь. К тому же мы не евреи, – сухо ответил Питер. – Но у некоторых из жонглеров в Польше остались члены семьи. Они пытаются перевезти их в Америку, но пока безрезультатно. Вам крупно повезло, что удалось выбраться.
– Знаю, – согласился Николас. В Польше, России и Чехословакии проходили погромы, евреев хватали, бросали в концентрационные лагеря или убивали – во всяком случае, так сообщали по радио. – Там сейчас ужасно. Мы признательны Америке за спасение.
– А мы уже настоящие американцы, – гордо заявил Питер. – И наши жены тоже, и отец, и Кристиана. Живем здесь двадцать лет. Последней отказалась от польского гражданства тетушка. Здесь лучше. Америка к нам очень добра, – благодарно добавил он. Николас должен был согласиться, поскольку новая страна относилась доброжелательно и к нему тоже. Но он все еще чувствовал себя немцем и надеялся рано или поздно вернуться на родину, хотя после всего случившегося рассчитывать на перемены к лучшему вряд ли стоило. Сейчас он не ощущал привязанности ни к прежней стране, ни к нынешней. Америка пока не стала для него настолько близкой, чтобы можно было отказаться от родины, как бы жестоко она с ним ни обошлась. Его предал Гитлер, но не Германия, а американцем он не стал и сомневался, что когда-нибудь станет. И все же искренне восхищался Марковичами за то, что те сумели полюбить страну, в которой прожили уже два десятка лет.
– Почему вы позволяете Кристиане работать без страховки? – негромко спросил Николас, как только закончился разговор о войне. Этот вопрос мучил его с того самого дня, когда он впервые увидел под куполом легкую, хрупкую, беззащитную фигурку. Наступило молчание. Несколько мгновений никто не отвечал, а потом заговорил отец. Он внимательно наблюдал за гостем с той самой минуты, как тот вместе с мальчиками вошел в трейлер, и с удивлением обнаружил, что проникается к нему симпатией. Немецкий граф оказался простым, хорошим человеком, да и детей своих воспитал вежливыми и скромными – что тоже немаловажно.
– Этого хочет публика, и мы не вправе отказать. Зрителям не нужна девочка, семенящая в пяти футах от земли с балансиром в руках и канарейкой на голове. Зрители уважают бесстрашие. Моя дочка – смелая, сильная гимнастка, и такой же была жена. Без риска ничего не добьешься. Люди этого не понимают, но ценят мастерство. Там, наверху, непросто, но у Кристианы особый дар. Она гораздо талантливее всех нас: меня, матери и тетки. О сестре пока говорить рано: когда начнет заниматься всерьез, будет видно. А может быть, так и не сумеет преодолеть страх. Кристиана обладает врожденным чувством равновесия – мало кому оно дается. Работать наверху – особый дар, этому нельзя научиться. Точно так же, как с вашими лошадьми. Вы только что сказали, что они предназначены природой для того, чтобы выполнять свои трюки. Вот и Кристиана должна использовать свой дар.
– А если сорвется? – спросил Николас, пытаясь проникнуть в суть рассуждений, которые только что услышал, и понять, что движет этими людьми. Они напоминали гладиаторов, готовых изо дня в день бросаться в битву и смотреть в лицо смерти. Но ведь в этой семье мужчины не оставались наедине с судьбой, предоставив рисковать беззащитной девушке. Николас больше не мог терпеть несправедливость, он слишком любил Кристиану, чтобы позволить ей и дальше служить жертвенным ягненком.
– Не сорвется, – уверенно возразил отец. – Для этого она слишком талантлива и уверена в себе. Намного сильнее своей матери. Никогда не упадет. Каждое выступление доказывает, что Кристиана способна преодолевать трудности, переступать через страх, она делает это снова и снова и становится еще крепче, смелее, надежнее. – Николас знал, что в один ужасный день преодоление может закончиться трагически, но убедить Марковичей не мог. Перед ним собрались храбрые воины, привыкшие выигрывать свои битвы за счет тоненькой грациозной девочки. Он ненавидел их за это, но отстаивать свою позицию в первую же встречу не считал возможным. – Вы тоже можете упасть с лошади и сломать шею, однако вас это не останавливает. Вы знаете, что делаете, и она тоже знает. – В словах Шандора звучала непоколебимая уверенность, и Николас осознал, что не выиграет спор – во всяком случае, сегодня. – Посторонним трудно это понять.
– Возможно, все мы очень храбры и глупы, – философски заметил Николас, хотя отдавал себе отчет в том, что рискуют только они с Кристианой. С отцом и тетей судьба уже расквиталась, а вот братья оставались сторонними наблюдателями, которые окружали принцессу, когда та спускалась с небес на землю. Изо дня в день принцесса бесстрашно сражалась с драконами лишь потому, что все вокруг от нее этого ждали, а обмануть ожидания она не могла. Кристиана воспринимала свою участь как наследие и долг.
Младший из братьев начал разливать по третьей, на этот раз Николас отказался. Женщины принесли еду, и уже через минуту все расселись вокруг стола перед полными тарелками. Кристиана заняла единственное свободное место рядом с Николасом, даже не заподозрив, что братья предусмотрительно оставили стул для нее. Так они показали, что одобряют ее выбор. Человек, которого сестра привела в дом, не принадлежал к их кругу, однако заслуживал уважения своей честностью и ясным, простым выражением мыслей. Во время обеда отец долго разговаривал с гостем, а когда убрали тарелки, предложил партию в покер. Николас с радостью согласился, поскольку любил эту игру и играл хорошо. В итоге Марковичи его обыграли, но не без труда, а на прощание долго обнимали и хлопали по спине. Братья изрядно опьянели, однако Шандор и Николас оставались трезвыми и напоследок обменялись пристальными, многозначительными взглядами. Женщины давно легли спать, а Кристиана затеяла с мальчиками более простую карточную игру. Лукас победил и чувствовал себя героем.
