– Беда в том, что это чересчур простое убийство, – сказал Джайлс. – Если бы вы обнаружили тело моего кузена в запертой комнате, ключ торчал бы из замка с внутренней стороны, все окна были бы закрыты на шпингалеты…
Ханнасайд улыбнулся.
– Да, тогда было бы легче, – заговорил он. – По крайней мере у нас было бы от чего отталкиваться. Наибольшую трудность всегда представляют собой простые убийства. Когда люди начинают умничать, стараются представить нам неразрешимые загадки, они непременно выдают себя. Эти, казалось бы, невозможные убийства похожи на хорошую шахматную задачу – мат в три хода при единственно возможном решении. Но когда происходит совершенно простое убийство вроде этого, вы видите не меньше полудюжины способов поставить мат, и один только Бог знает, какой из них верный!
Джайлс взял графин и вновь наполнил стаканы.
– Вижу, мне самому придется принять участие в этом расследовании, – задумчиво произнес он.
Суперинтендант рассмеялся:
– Одаренный дилетант, вот как? Желаю удачи!
– Как знать, – негромко сказал Джайлс.
Ханнасайд быстро поднял взгляд.
– Получили что-нибудь?
– Нет, – ответил Джайлс. – Не могу этого сказать.
– Я вам не верю, – напрямик сказал Ханнасайд. – Вы пытаетесь скрыть от меня решающую улику.
– Нет-нет! – сказал Джайлс. – Я бы поступил так только в том случае, если бы ее раскрытие привело к фамильному скандалу. Но не тревожьтесь – никакой решающей улики я не нашел.
Ханнасайд с подозрением посмотрел на него и, посоветовав хозяину дома не предпринимать экстраординарных мер во время своего дилетантского расследования, больше на эту тему не говорил.
Почти сразу же после ужина он ушел, едва не столкнувшись на лестнице с Антонией Верекер, которую быстро тащила вверх одна из ее собак.
При встрече с Ханнасайдом она не выказала ни малейшего смущения, небрежно бросив: «Привет», – и угрюмо добавила, что всегда понимала: ее кузен ведет двойную игру.
– Не удивлюсь, – согласился Ханнасайд и, нагнувшись, погладил Билли. – Я только что сказал вашему кузену, что не верю ему.
Антония улыбнулась.
– Славный он, правда? – с иронией сказала она.
– Очень славный.
В глазах Ханнасайда появилось насмешливое выражение, хотя голос оставался серьезным. Антония не обратила на это внимания.
– Скучно для него все это, – сказала она. – К тому же он всегда не очень нас одобрял. Однако тут ничего не поделаешь.
Она дружелюбно кивнула собеседнику и снова ринулась вверх по ступеням.
Суперинтендант продолжил спуск, недоумевая, по какому признаку (скрытому от его наметанного глаза) мисс Верекер догадалась, что кузен ее не одобряет.
Неодобрение было не самой сильной эмоцией, отразившейся на лице Джайлса Каррингтона, когда Антония вошла в его гостиную. Он быстро поднялся из глубокого кресла и протянул руку.
– Тони! Дорогая детка, что привело тебя сюда? Что-нибудь случилось?
– Нет-нет! – ответила Антония. – Просто все мои домочадцы мне надоели, и я решила заглянуть, узнать, дома ли ты. Можно чашку кофе?
– Да, конечно, – ответил Джайлс. – Только, знаешь, тебе не следует здесь находиться. Как только выпьешь кофе, я отвезу тебя домой.
Антония вздохнула:
– Извини. Если хочешь, я уйду прямо сейчас. Только мне вдруг все это стало невыносимо, а пойти больше было не к кому. Пожалуй, кроме Лесли; но она так злится из-за появления Роджера и крушения планов Кеннета, что вряд ли лучше всех остальных. Однако если тебе надоели наши отвратительные дела, это не важно.
– Присаживайся, – сказал Джайлс, придвигая другое кресло. – Ты прекрасно знаешь, мне ваши дела не надоели. В чем дело, птенчик?
Антония подняла голову и залилась краской, во взгляде ее вспыхнуло удивление:
– Джайлс, ты много лет не называл меня так!
– Вот как? – сказал он с улыбкой. – Да, пожалуй.
– Ты прекрасно знаешь, что ненавидишь меня с тех пор, как вышел из себя из-за Джона Фотерингема! – сказала Антония.
– Ну, можно и так сказать, – согласилсяДжайлс.
– Только так и можно, – отрезала Антония. – Я даже решила никогда с тобой не разговаривать после того, что ты мне наговорил.
– Тони, ты не разговаривала со мной больше года.
– Нет, разговаривала, – возразила Антония. – На танцах у Доусонов, потом когда звонила тебе по поводу акций страхового общества. Но не стала бы, если бы могла без этого обойтись. И вот теперь я попала в эту отвратительную историю и вынуждена была вызвать тебя, чтобы ты вытащил меня из нее.
Джайлс с непроницаемым выражением лица наблюдал за ней.
– Почему, Тони?
Она улыбнулась кузену.
– Ну… ну… К кому же еще я могла обратиться? – недоуменно спросила она.
– К брату… К жениху? – предположил Джайлс.
Было ясно, что ей это не приходило в голову.
– О! – неуверенно произнесла она. – Да, наверное, могла бы, но от них было бы мало проку. Я даже не подумала ни о том, ни о другом. И очень рада, что вызвала тебя, потому что мне ужасно надоела ненависть, – а ты был очень добр со мной после того, как все это случилось. И я готова признать, что действительно ошибалась в отношении Джона – хотя до сих пор считаю, что ты разозлился из-за этой истории сверх всякой меры. – Помолчав, она добавила: – Я хотела окончательно помириться с тобой после убийства Арнольда, хотела обговорить все тогда же в Хенборо, но когда ты приехал, между нами словно бы и не было никакой вражды, и я забыла. Только если ты все еще сердишься на меня, я подумала, что об этом стоит упомянуть.
– Тони, – отрывисто спросил Джайлс, – ты все еще помолвлена с Мезурье?
– Да, и он мне ужасно надоел, – ответила она со своей обычной потрясающей честностью. – Сказать по правде, я ушла из квартиры отчасти потому, что там появился он.
– С какой стати ты заключила помолвку с этим человеком?
– Понятия не имею. Все это очень странно, и я склонна думать, что решилась на этот безрассудный шаг, просто потеряв голову. Но право, Джайлс, мне казалось, что он очень симпатичный. А Кеннет только что познакомился с Виолеттой… Жизнь и без того казалась довольно скучной, поэтому… поэтому я заключила помолвку с Рудольфом. И самое странное, долго продолжала дорожить им, не замечая того, на что указывал Кеннет, – что он, улыбаясь, слишком обнажает зубы, носит слишком щегольскую одежду, какую не увидишь на мужчинах нашего круга. Я не понимала, что он любит красоваться, пока меня вдруг не осенило. Совершенно внезапно. Могу назвать точную дату – на другой день после убийства Арнольда, когда мы все были в студии. И ты был там, и Виолетта. На меня это нахлынуло, будто… будто приливная волна, безо всякой причины. И теперь я очень неловко себя чувствую, потому что он не сделал ничего такого, чтобы взять и уйти от него.
