Ну, вот и все, теперь за Элтона можно было не опасаться. Стресс, как известно, лучше всего лечится вином и женщинами, того и другого у целителя этой ночью будет в избытке, и спать ему уж точно не придется. С утра, конечно, будет клевать носом, зато потом быстрее придет в себя. Что бы там ни говорили, маги – такие же люди, как и все остальные, а значит, и народные средства им вполне подойдут. Аллен поморщился – все-таки психика таких, как Элтон, намного уязвимее его собственной. Для него усталость – это всего лишь усталость, а для мага – потеря способностей и, как следствие, уверенности в себе. Вот и хреновато целителю… Самого же Аллена куда сильнее беспокоили, по сути, Ирма и беспомощный дракон, оставленные в охотничьем доме. Все же они, случись что, сейчас не бойцы. За Лиину он не волновался – девчонку наверняка похитили не для того, чтобы убивать, не стоит ее смерть затраченных усилий, проще было послать одного человека, чтобы из арбалета выстрелить, а вот за этих двоих… Притом, что с Эррхаром у них была стойкая взаимная… не антипатия даже, а настороженность. Ирму же барон воспринимал… А как он ее воспринимал? Аллен и сам, наверное, не смог бы ответить. Ближе всего, наверное, как пригревшегося в руках котенка, от которого есть куча мелких проблем, а бросить жалко. Впрочем, к Лиине он относился примерно так же.
Усилием воли отогнав неприятные мысли, Аллен вздохнул, прикинул, что до ужина еще далеко, и решил прогуляться – просто так сидеть в прокалившейся за день маленькой и душной комнате не хотелось. Да и размяться следовало – все же весь день в седле. Откладывать принятые решения барон не любил, так что уже через две минуты он шел по улице, которая, как и многие другие деревенские маршруты, ухитрялись сочетать несовместимое – сухую от жары пыль и грязные лужи в выбитых телегами глубоких колеях.
Деревня, кстати, выглядела вполне прилично. По сравнению с соседями даже, можно сказать, зажиточно. Ну да ничего удивительного, здесь, в половине дневного перехода, были неплохие залежи меди, и Аллен за тридцать процентов от стоимости позволял ее жителям заниматься добычей и продажей руды. С одной стороны, конечно, его доля выглядела небольшой, но он сам провел расчеты и убедился, что больше с людей требовать нет смысла. Для того, чтобы шла работа, надо заинтересовать тех, кто ее выполняет, а потому нельзя обдирать их, как липку. При существующих раскладах те, кто работал на рудниках, могли позволить себе прокормить семьи, сносно жить и откладывать что-то на черный день. Забери у них больше – и либо начнут сильнее воровать (сколько-то наверняка воровали и сейчас, Аллен насчет человеческой природы не обольщался, но по мелочи, риск оказаться повешенным все же останавливал людей), либо просто работать не будут, найдя более доходное занятие. И будут рудники простаивать, от чего пострадает казна самого барона. Примеров у соседей достаточно, чтобы посмотреть и не повторить чужих ошибок.
К тому же это все была лишь часть цепочки. На землях барона торговать имели право только его люди. То есть руду закупали по ценам, устраивающим Аллена, и с этого он тоже имел свой процент. Дальше ее везли в другую деревню, где занимались выплавкой металла, на месте перерабатывать руду Аллен запретил настрого. Почему? Да из-за того, что ради этого пришлось бы вырубать лес. Зачем этим заниматься, если где-то недалеко есть залежи каменного угля. Вот и везли туда руду, оттуда уже слитки… Ну а барон с каждого, пускай самого маленького звенышка цепочки, которую организовал, контролировал и обеспечивал безопасность, имел свою монету. И все довольны, хотя, разумеется, ворчат, как же без этого. Но желать больше, чем имеешь, вообще в природе человека, и барон к ворчанию относился без каких-либо эмоций.
Так что шел он по улице, без интереса поглядывая на добротные дома – бывал уже здесь, видел все это, – и хотел выйти к реке, протекающей сразу за околицей. Речка маленькая, но от нее сейчас идет прохлада, и на берегу явно будет комфортнее, чем здесь… Вот только добраться до реки Аллену было не суждено.
– Ваша милость!
Барон погасил на лице возникшую сама собой недовольную гримасу. С нижестоящими, особенно с теми, кто находится не на соседней ступени социальной лестницы, а очень далеко, следует вести себя ровно и бесстрастно, держа определенную дистанцию. Панибратства не допускать ни в коем случае, но и хамить зря тоже не стоит. Эту линию поведения он отработал для себя уже давно, и она его еще ни разу не подводила. Остановившись, Аллен повернулся и, увидев, кто к нему обратился, еле сдержался от того, чтобы недовольно поморщиться. По улице, смешно переваливаясь, к нему семенил местный деревенский маг.
С этим умником, по жизни считающим себя умнее всех, отношения у Аллена как-то изначально не сложились. Когда лет пять назад маг, появившийся в этой глуши словно бы ниоткуда, вместо того, чтобы поселиться в городе, на нейтральной территории, выбрал для своего обитания эту глухую деревню, даже не спросив на то разрешения у ее хозяина, Аллен промолчал. Может, и зря, но не хотелось устраивать скандал и ради удовлетворения собственных амбиций ссориться с магическим сообществом, весьма нервно относившимся ко всему, в чем видело притеснение своих членов. Ну, не стоила такая мелочь скандала, так, во всяком случае, барон тогда посчитал. И, как понял несколько позже, ошибся.
Обладающий неуживчивым характером маг тут же поссорился с местными жрецами. Точнее, жрец был один (для большого числа богов деревенька мелковата), и представлял здесь интересы богини плодородия Танды. Храмы последней частенько встречались в сельской местности, пользовались у крестьян популярностью, а сама богиня изображалась здоровенной жирной бабищей, потрясающей телесами. На взгляд Аллена, у первого художника, который ее изобразил, оказалась убогая и извращенная фантазия, но стереотип уже сложился, и что-либо исправлять было поздно. Да и крестьяне вроде бы не против, так что пусть молятся, кому хотят. Аллена чьи-то эстетические, а также эротические (богиня традиционно изображалась ну очень слабо одетой) предпочтения не волновали вовсе. Жрецы же в сельской местности были необходимы – любому, пускай он и семь раз крестьянин, надо время от времени пожаловаться на жизнь, выговориться, и в такой ситуации благообразный старикашка в рясе очень полезен для снятия нервного напряжения. Лучше пускай ему в подол плачутся, чем в один прекрасный день схватятся за топоры. Аллен это хорошо понимал и, хотя не страдал даже намеком на религиозность, с жрецами отношения поддерживал ровные. В общем, имелись определенные, давным-давно, еще при прадеде барона сложившиеся отношения, и всех они устраивали, но тут в сельскую глушь, как слон в посудную лавку, вломился маг, и завертелось…
После того, как основным занятием местных крестьян стала не обработка полей и даже не заготовка леса, а добыча руды, популярность Танды пошла на спад. Хорошо еще жрец, человек мудрый, пользовался у жителей деревни уважением, и сумел поддержать чувства верующих на определенном, весьма приличном уровне. Однако маг (Аллен позже навел справки, и узнал, что он в большей степени не чародей в классическом понимании, а алхимик) тоже повел себя умно. Наловчился указывать, как идут рудные жилы, и тем самым избавил крестьян от необходимости перелопачивать лишние тонны пустой породы. Работать стало легче, выработка пошла большая, все, включая и самого Аллена, довольны. Потом нашел чуть в стороне выходы малахита, и опять же все довольны. А то, что за свои советы деньги просит – так это же вполне нормально! Каждый труд должен быть оплачен.
