— Ты, конечно, сам знаешь, как тебе поступать, — подвела итог Елена. — Но от таких начальников, как ваш Гавреченков, лучше держаться подальше. В конце концов, лучше менять работу с незапятнанной репутацией, чем делать это после того, как тебя вываляют в грязи.
— Бегство — не лучший выход, — возразил Данилов. — Что теперь, каждые полгода работу менять?
Глава восемнадцатая. Смерть на столе
Нарушения ритма сердца, такие, как желудочковая тахикардия, экстрасистолия или фибрилляция желудочков, могут возникать во время наркоза по разным причинам.
Но бывает и так: все сделано правильно, просто идеально, а нормальный ритм вдруг соскакивает в смертельный галоп. И невозможно понять, почему так случилось. Да и некогда искать причину, надо срочно устранить следствие, вернуть сердце в нормальный ритм работы, иначе пациент может умереть. Прямо на операционном столе. Очень быстро.
День не заладился с самого утра. Елена со вчерашнего дня не могла смириться с Никитиными тройками в четверти по математике и русскому и за завтраком снова начала отчитывать сына. Слово за слово, завязалась перепалка. Данилов дважды попытался напомнить, что через несколько дней наступает Новый год, но это не помогло снять напряжение. Когда они с Еленой спустились во двор (Никите сегодня надо было идти ко второму уроку), то увидели ее «Нексию», осевшей на левый бок. Какой-то злой шутник проколол сразу оба левых колеса — и переднее, и заднее.
— Что за жизнь! — Елена поочередно попинала спущенные скаты.
— Ни с кем не ругалась? — Данилов обошел машину кругом и не нашел других повреждений.
— Во дворе — нет. У метро, правда, вчера сцепилась с одним уродом, который оставил тачку во втором ряду и пошел за сигаретами, но перепалка была недолгой, и вряд ли он стал бы отслеживать меня до Реутова, чтобы здесь проколоть колеса. Это кто-то меня с кем-то спутал. Ладно, побежали на остановку…
— Зря ты Никите мозг выедаешь за тройки, — не вытерпел Данилов, когда они вылезли из маршрутки. — Школьные оценки — такая чепуха. Я вот тоже троечником был.
— И твоя мама с этим мирилась? — взвилась Елена. — Может, еще по головке гладила и шоколадом кормила? Нельзя с малых лет становиться аутсайдером!
— Я это уже слышал, — ответил Данилов. — И вчера, и сегодня. Вон, наш троллейбус.
Роддом находился в двух остановках от подстанции «скорой помощи», на которой раньше работал Данилов и которой сейчас руководила Елена.
Придя на работу, Данилов узнал от старшей сестры, что его новогоднее дежурство переместилось с тридцать первого декабря на первое января. Сам факт новогоднего дежурства Данилова не огорчал. Дежурить на Новый год — удел всех новичков. Но ему еще в конце ноября было поставлено дежурство в последний день уходящего года, и на этом строились все личные планы.
Вдобавок между дежурствами в последний день уходящего года и в первый день нового существует огромная разница. Тридцать первое декабря — относительно спокойный день, когда все увлечены предстоящим празднованием настолько, что все остальные заботы отступают на задний план. Как ни странно, но согласно статистике, и рожают тридцать первого декабря меньше, чем первого января. Отдежурив в последний день уходящего года, врач приходит домой, несколько часов спит, а затем включается в ритм дальнейшего празднования вместе со всем прогрессивным и непрогрессивным человечеством. Тем, кто дежурит первого января, приходится идти на работу с тяжелой после хмельной бессонной ночи головой. Да, конечно, можно лечь спать в половине одиннадцатого. Но тогда ведь вообще никакого праздника не будет, а Новый год не так часто бывает.
— А в чем причина, Анна Сергеевна? — не совсем дружелюбно осведомился Данилов.
— Анатолий Николаевич угодил в кардиореанимацию с нестабильной стенокардией, — старшая сестра смутилась так, словно самолично довела доктора Клюквина до приступа, — вот и пришлось все перекраивать. Вам первого придется дежурить одному, но Илья Иосифович подстрахует вас из дома.
— Я все понял. — Данилов улыбнулся, желая загладить свою грубость.
— Вот и хорошо, — повеселела старшая сестра. — Пойду теперь Ростислава Юрьевича обрадую…
Сочувствовать несимпатичному Сахарову Данилов не стал.
Следующий сюрприз преподнес заведующий отделением:
— Владимир Александрович, возьмите на наркоз клюквинскую даму из гинекологии. Генварская, шестьсот десятая палата. Операция в одиннадцать.
Обращение на «вы» в данном случае подчеркивало, что спорить и возражать бессмысленно, да Данилов и не стал бы. Все правильно — нельзя отменять операцию из-за того, что один из анестезиологов заболел. Замена найдется всегда — анестезиологов в роддоме чуть ли не дюжина.
Хотя экстренно брать «чужих» пациентов на наркоз не любит никто. За короткое время приходится сделать очень многое. Познакомиться с пациенткой, изучить ее историю, обсудить с оперирующим врачом операцию, уточнить еще не уточненное, выявить еще не выявленное, определиться с наркозом — и сделать все идеально.
— На конференцию можете не ходить, — добавил заведующий.
«Какая, к чертям, конференция, если до операции осталось меньше двух часов!» — Данилов взял из ординаторской тонометр и по лестнице поднялся на шестой этаж, вспугнув по пути двух девушек в линялых фланелевых халатах, украдкой куривших на лестнице.
Взяв на посту историю болезни, Данилов прочел ее прямо там, не заходя в ординаторскую. Утреннее оживление ему не мешало, он попросту не обращал внимания на то, что творилось вокруг.
Генварская Светлана, тридцать четыре года, москвичка, социальный работник, замужем, детей нет, плановая госпитализация по направлению поликлиники… Киста правого яичника. Информированное согласие на операцию вклеено, есть и информированное согласие на наркоз. Клюквин педант, все делает своевременно.
Киста — это полость, ограниченная капсулой и заполненная жидкостью. Киста у пациентки Генварской была крупной, с подозрением на злокачественный процесс. При подобных подозрениях удаленная киста отправляется на срочное гистологическое исследование еще во время операции. Если киста и впрямь окажется злокачественной, то операция может перерасти в удаление обоих яичников и матки вместе с лимфатическими узлами. «Да, удружил Анатолий Николаевич, дай ему Бог здоровья…»
Данилов заглянул в ординаторскую, понадеявшись на то, что доктор Подвыготская, которой предстояло оперировать пациентку, окажется на месте, но напрасно. В ординаторской было пусто, все ушли на конференцию.
Пришлось идти знакомиться с больной без предварительной беседы с коллегой.
В шестьсот десятой палате из трех коек было занято две. На одной лежала худая, коротко стриженная брюнетка, слегка похожая на французскую актрису Одри Тоту, а на другой — рыхлая полная блондинка. Брюнетка читала книгу в яркой обложке, а блондинка разговаривала по мобильному телефону. Говорила она тихо, почти шепотом.
