Господин Джеральд ответил, что мисс Кэррин у себя в комнате, а мисс Скарлетт в Файеттвилле, если так нужно знать. Он разозлился, потому что управляющий ворвался в тот момент, когда они с мисс Эллен беседовали.
Но мисс Эллен слышала, с какой тревогой он спросил о девушках.
– Что случилось, Уилкерсон? – спросила она.
Порк поливал цветы на окне, я просто отдыхала, а управляющий взглянул на нас и сказал:
– Пусть слуги уйдут.
Порк помрачнел. Он был личным слугой господина Джеральда. Я даже не потрудилась нахмуриться.
Управляющий положил руку на большой пистолет и сказал с нажимом, давая понять, что грядёт нечто страшное:
– Вы слышали мой приказ.
Господин Джеральд поднялся. Он поджал губы и покраснел, но мисс Эллен схватила его за руку:
– Прошу тебя, Джеральд. Порк, Мамушка, оставьте нас ненадолго одних, пожалуйста.
Мы с Порком разворчались, но ушли.
Тут же на заднем дворе стало ясно, почему такой шум.
Оказалось, что Большой Сэм вместе с управляющим на рассвете поехал в магазин Кеннеди, чтобы купить наконечники для плуга, когда пришла телеграмма, всех возмутившая. В ней говорилось о том, что в Вирджинии рабы под предводительством белого человека, Джона Брауна
[50]
, подняли восстание. Большой Сэм сказал:
– Управляющий обыскал меня, забрал мой складной нож и всю дорогу до дома держал меня под прицелом.
У меня закружилась голова, я стала ловить ртом воздух, словно вот-вот упаду в обморок. Большой Сэм с Порком усадили меня, а Роза принесла воды и мокрое полотенце. Мне хотелось зажмуриться, но я не смела этого сделать, потому что духи так и плясали у меня под закрытыми веками, духи, которых мне больше никогда не хотелось видеть.
Господа в Джонсборо стали запирать слуг в сараях и мясницких, везде, где была крепкая дверь с засовом. Большой Сэм говорил, что созвали милиционные отряды, и молодые господа разъезжают по улицам с мечами и пистолетами, а цветные, которых не успели запереть, сильно рискуют.
Никто точно не знал, что происходит и что делать. Ни белые, ни цветные.
Позже мы услышали, что управляющий Уилкерсон предлагает запереть всех слуг в Таре. Управляющий сказал господину Джеральду, что тот слишком добр с неграми, поэтому они и подняли восстание. Мисс Эллен сказала господину Джеральду вести себя как хозяин, и если управляющий не примет его точку зрения, ему придётся подыскать себе другое место, более подходящее для него.
Господин Джеральд отправил Большого Сэма предупредить господина Джона Уилкса. Господин Эшли поскакал в Файеттвилль за мисс Скарлетт и вернулся с ней вдвоём на одной лошади.
Нас не стали запирать, но господин Джеральд, приготовив пистолеты, спал в одной комнате с женой и девочками. Порк, вооружившись пистолетом, устроился на стуле у их двери. Не стоило в эту ночь подниматься наверх, пока Порк не захрапел!
Молодые люди патрулировали дороги, и мне бы не хотелось оказаться одной из тех цветных, которых хватали, преграждая им путь.
На следующее утро мисс Эллен спустилась на кухню, где кухарка готовила завтрак. Она так пристально следила за кухаркой, что та разнервничалась и уронила тарелку, которая разбилась на три части.
– Мисс Эллен, – сказала я, – вы были крошечным младенцем со сморщенной кожицей, когда я впервые взяла вас на руки. А вашим деткам – Скарлетт, Сьюлин и Кэррин – я вот этими самыми руками перерезала пуповину.
– Прости меня, Мамушка, – ответила мисс Эллен. – Всё дело в этом ужасном Брауне…
Она вернулась в столовую, где ей было и место.
Телеграф в Джонсборо не умолкал ни днём, ни ночью. Мятежников удалось остановить и окружить. На следующий день солдаты пошли в атаку. А на второй Джона Брауна взяли в плен.
Джон Браун сразу утратил всё свое красноречие! И этот дурак думал, что я убью мисс Скарлетт? А Большой Сэм будет держать Кэррин, пока Порк не перережет ей горло? Любой работорговец лучше Джона Брауна знает, что собой представляют цветные. Браун говорил сам с собой, полагая, что кровью всё можно решить. Кровь есть кровь. И больше ничего!
День рождения мисс Скарлетт наступил через семь дней после восстания господина Брауна.
Мы не хотели большого торжества, поэтому мисс Эллен просто пригласила Уилксов на чай вместо того, чтобы устраивать барбекю. Вместе с Уилксами пришли Чарльз с Мелани Гамильтон и их тётушка Питти. Мисс Питти не могла говорить ни о чём другом, кроме как об убийствах белых в собственных постелях.
– Совсем как тот Денмарк Веси в Чарлстоне. Сотни невинных были зарезаны в кроватях.
Я не стала опровергать её слова. Сейчас было не лучшее время, когда цветные могут поправлять белых.
Белые господа говорили о том, что они не могут оставаться ни в каком Союзе, где Джон Браун поднимает восстания. Господин Джеральд с господином Джоном сердились на господина Джима Тарлтона, поскольку тот поддерживал Союз. Мисс Эллен попросила их с этими разговорами о политике выйти на крыльцо, и мужчины, захватив графин, удалились.
Господин Эшли с восторгом рассказывал о какой-то книге, а мисс Скарлетт кивала, словно сама читала её, а также много других.
Я на кухне раскладывала сэндвичи и пирожные, когда мисс Мелани зашла помочь. Когда я поблагодарила её, сказав, что никакая помощь не требуется, она сказала:
– Чем больше рук, тем легче работается, не так ли?
– Нет, если это белые руки, – ответила я, и она смутилась, а потом рассмеялась.
Для хрупкой девушки она смеялась довольно громко.
– Ну что ж, Мамушка, – проговорила Мелани. – Очень постараюсь оправдать ваши ожидания.
– Да у меня их и нет, – сказала я. – Я их все давно растеряла.
Она задумалась:
– Вы шутите?
Отчасти я и вправду шутила, но не стала в этом признаваться.
– Я была бы очень несчастна, если бы у меня не было больших ожиданий. Разве мы не можем, по крайней мере, надеяться на лучшее?
Мелани говорила с такой искренностью, что я не могла не ответить правду:
– По большей части всё оборачивается не так, как мы надеемся.
– Верно, – согласилась она. – Но, как писал святой Павел: «Ибо кратковременное лёгкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое, ибо видимое временно, а невидимое вечно»
[51]
.
– М-м-м, – протянула я. – То, что мы «временны», это уж точно.
